Отбывал наказание на Соловках. Упоминается в знаменитом автобиографическом романе О.В. Волкова "Погружение во тьму" (эл. версия:
http://lib.ru/MEMUARY/WOLKOW_O/pogruzhenie.txt) как бывший военный топограф.
"На перепутье между зверофермой и кремлем стоял древний скит с
деревянной часовней, обращенной в контору лесничества. Там я часто встречал
Аполлона Леонидовича Буевского - кадрового военного топографа. Он
профессионально и красиво вычерчивал планы лесных кварталов, занимаясь
этим, как, вероятно, и всем, что поручалось выполнять, методически и
добросовестно.
Холодком веяло от всегда сдержанного и педантично-официального,
безукоризненно воспитанного Аполлона Леонидовича. Был он высок, худ и
подтянут; правильные черты лица, отлично подстриженная бородка, темная, с
небольшой проседью. Носил Аполлон Леонидович, как и все лагерники, бушлат,
однако перешитый, ладно пригнанный к его сухой фигуре и только
подчеркивающий дореволюционную армейскую выправку. В беличьей огромной
шапке, с планшетом через плечо, в больших теплых перчатках светлой замши и
офицерских сапогах он более походил на генштабиста, чем на нашего брата
лагерника.
Сблизили нас собачьи дела. Вспомнив, что в родословной одного моего
пойнтера значился кобель некоего Буевского, я спросил о нем Аполлона
Леонидовича. Оказалось, что как раз он и был этим заводчиком. Это сразу
растопило лед; кровные пойнтеры были истинным увлечением моего нового
знакомца, обладавшего поразительной осведомленностью по этой части. И
замелькали имена охотников, судей, даты памятных выставок. Мы вскоре нашли
и общих знакомых. А дилетантский характер моих познаний в области кровного
собаководства дал возможность Буевскому взять на себя роль просветителя:
между нами установились отношения ученика с наставником. Их, правда,
отчасти предопределяла и значительная разница в возрасте. Буевский ценил
субординацию, и мое почтительное выслушивание его суждений и приговоров на
собачьи и охотничьи темы было ему по душе. Возражения его раздражали,
однако всегдашняя выдержка не изменяла и тут: он лишь отчетливее произносил
слова да на щеках выступала легкая краска.
Так судьба столкнула меня - впервые столь близко - со стопроцентным
"красным офицером", то есть выучеником царских училищ и полковых традиций,
перешедшим безоговорочно к большевикам и служившим им преданно и в полном
соответствии с усвоенным кодексом чести. Не берусь определить, было ли для
этих представителей прежней замкнутой касты кадровых офицеров, выходцев из
дворянских семей, на самом деле, в глубине души, безразлично - служить ли
императорской России или разношерстным и разноплеменным правителям
"Совдепии", как окрестили большевистскую Россию их однокашники и
однополчане за рубежом, но лояльны они были безупречно. До кончиков ногтей.
Воистину - более католики, нежели сам папа!
Мне казалось немыслимым заговорить с Аполлоном Леонидовичем не только
о тайных церковных службах, но и о жестокостях режима, разорении деревни,
даже передать анекдот о Троцком или едкое высказывание о кремлевских
правителях, приписываемое в те времена Радеку... Никакой критики порядков,
никакого недовольства! Трехлетний лагерный срок - всего недоразумение,
ошибка мелких чинов в органах, за которую власть не несет никакой
ответственности.
Сам Аполлон Леонидович о своем деле никогда ничего не рассказывал, как
не распространялся и о своей карьере в советское время. Но лесничий
Басманов и Каплан знали, что он занимал высокий пост в военной академии,
был близок с Буденным, генералом Каменевым и погорел из-за знакомства с
каким-то приверженцем Троцкого. В лагерь Буевский был доставлен со
спецконвоем, сразу избавлен от общих работ и определен - по его выбору - в
лесничество. Басманову было предписано "создать условия", а самому
именитому зэку предложено начальником лагеря обращаться в случае нужды
лично к нему, чем, кстати, Аполлон Леонидович ни разу не воспользовался.
Жаловаться или о чем-то просить было несовместимо с его чувством
собственного достоинства.
Общение наше с Буевским сосредоточилось вокруг кинологических тем,
милых сердцу охотника рассказов о подвигах наших любимцев - вислоухих
красно-пегих пойнтеров, причем я малодушно подтверждал превосходство линий,
идущих от собак... Буевского!
Забегая немного вперед, скажу, что Буевский благополучно отбыл срок,
поселился под Москвой и до очень преклонного возраста возглавлял какой-то
отдел в закрытом (правительственном!) охотничьем хозяйстве в Завидове. И
слыл непререкаемым авторитетом среди кинологов и охотоведов".