Отправлено: 03.11.12 19:57. Заголовок: Восстание в Усть-Пристани в марте 1930 ("добытинское")
Из недавнего интервью директора Государственного архива Алтайского края Г.Д. Ждановой:
- Когда на Алтае был последний крестьянский мятеж?
– Весной 1930 года в Усть-Пристанском районе. Историки до сих пор спорят по поводу этого восстания*. Дело в том, что его возглавил местный уполномоченный ОГПУ Федор Добытин, и это дало основания предположить, что он действовал по заданию властей, то есть был провокатором: давайте, мужики, объединимся, свергнем советскую власть, установим крестьянскую. Так выявили всех, кто был недоволен политикой властей в деревне и готов участвовать в подпольной организации. В пользу этого тезиса говорит тот факт, что Добытин не был арестован, а после разгрома повстанцев просто исчез. Участники восстания разработали программу организации: Советы можно оставить, но сформировать их в результате свободных выборов из тех людей, которым мужики доверяют и которые будут воплощать идеи крестьянства. Партию коммунистов оставить, но на равных условиях с другими партиями. Повстанцы освободили из-под стражи заключенных кулаков, арестовали членов местного Совета, коммунистов и активистов, забрали оружие в местном административном округе и военкомате и двинулись в Коробейниково, а затем в Михайловский район. Через несколько дней они были разбиты под Антоньевкой. По обвинительному заключению, в усть-пристанском восстании приняли участие 300 человек.
– Поразительно, как они на это решились.
– Крестьян уверяли, что такие же организации существуют по всей стране, что главное начать, а потом к ним присоединятся другие.
168 человек были арестованы, 163 человека осуждены. К смертной казни приговорили около 45%, для того периода очень много – власти здорово испугались. Остальные были приговорены к различным срокам заключения. Это было последнее вооруженное выступление на территории, которая затем вошла в состав Алтайского края. ... Главное, устанавливать памятники, издавать книги, изучать историю, не вырывая из нее некрасивых страниц, ничего не приукрашивая. - http://altapress.ru/story/96271/#opinions
***
* Спорят (т.е. спорили) только два человека, но они не столько историки, сколько писатели - В.Ф. Гришаев и А.И. Кобелев.
Статья 2010 года А.И. Кобелева ("поправки" к версии "Гришаева):
Лжесотрудник ОГПУ Правда о Добытинском восстании
В этом году исполнилось 80 лет Добытинскому восстанию крестьян в Усть-Пристанском районе Алтайского края. О нем написано не мало. Писали журналисты, титулованные историки, краеведы и не только Алтая, но и Новосибирска, Томска. Однако все они строили свои публикации по воспоминаниям отдельных людей, на отрывочных документах и не отражали действительного положения событий. Хватает домыслов, предположений авторов и измышлений, однобокого подхода в угоду политическим ветрам. Нынешний рассказ о восстании базируется на архивно-следственном деле в пяти пухлых томах, хранящихся в управлении ФСБ по Алтайскому краю.
Главное действующее лицо тех событий – сотрудник ОГПУ Добытин Федор (Фрол) Григорьевич. Он родился в 1903 году в «маломощной крестьянской семье» близ г. Петропавловска, теперь в Республике Казахстан. Окончил губернскую совпартшколу, в 1925 году призван на военную службу. Служил в войсках ОГПУ в г. Новосибирске, там же вступил в члены ВКП(б). После демобилизации был принят в штат полномочного представительства ОГПУ по Сибирскому краю. Вначале работал фельдкурьером, потом был переведен на оперативную работу. Женился на официантке ресторана Ольге Васильевне. То был высокий, стройный, красивый, волевой и амбициозный молодой человек. Сам ли додумался или кто, надоумил, но решил Федор Добытин изменить общественно-политический строй в стране. Во всем СССР! Скорее всего, кто-то подталкивал к тому. Один из свидетелей потом рассказывал, что, будучи еще фельдкурьером по пути в г. Тюмень на станции Ишим его встретили трое, разговаривал с ними, уединившись, все 40 минут, что стоял поезд. И на обратном пути те же люди встречали его. И опять 40 минут разговоров в стороночке. Иными подозрительными связями следствие не располагало. В конце 1929 года Федор Добытин настойчиво просил руководство ОГПУ направить его на работу в Бащелакский район Бийского округа (теперь Чарышский район Алтайского края). Жена однажды спросила, зачем он туда рвется, на что тот с улыбкой ответил: «Где много кулаков – там веселая работа». Позже Федор с Ольгой Васильевной был более откровенен и не скрывал своего несогласия с проводившимися мероприятиями партии и советской власти по коллективизации сельского хозяйства и ликвидации кулачества, как класса. А на ее недоуменное замечание: «Как же так, ты состоишь членом ВКП(б) и не согласен с политикой партии?», ответил: «Ты же не знаешь, может, я и в партию вступил с определенной целью». Он считал, что советское правительство не отражает интересов прежде всего крестьянства и должно быть свергнуто. Взамен должно быть созвано временное правительство «из представителей всех трудящихся». Самым приемлемым типом государства считал буржуазно-демократическое, во главе с президентом. Свою кандидатуру не исключал на высший государственный пост в стране. В Бащелак Добытин не попал, но 5 января 1930 года стал уполномоченным Бийского окружного отдела ГПУ по Уч-Пристанскому району. С первых дней работы на новом месте он развернул кипучую деятельность по выявлению тех, кто наиболее враждебно был настроен к советской власти, кто люто недоволен был политикой коллективизации и раскулачивания. А недовольных да враждебно настроенных тогда было… И они не только были. Враждебность, непринятие реформ сельского хозяйства часто и повсеместно проявлялись. Во второй половине двадцать девятого года в Сибирском крае кулаки совершили против сельских активистов свыше 600 террористических актов, а в первой половине тридцатого года – около тысячи. Пять округов нынешнего Алтая не были исключением: с 31 августа по 25 декабря 1929 года было совершено 16 зверских убийств и 28 покушений на жизнь партийных активистов и советских работников, организовано 48 поджогов сельских советов, колхозно-совхозных построек и строений крестьян, зафиксирован 31 случай распространения контрреволюционных листовок. В феврале-марте тридцатого года власти разоблачили в Сибири 19 повстанческих организаций и 465 группировок, в которых состояло свыше 4 тысяч сельских жителей. Деревня гудела и бушевала, словно потревоженный улей, однако до массовых вооруженных выступлений против власти дело не доходило. Федор Добытин хорошо знал обстановку и решил направить стихию в задуманное русло. По его заданию милиционеры и сельские исполнители десятками арестовывали людей и доставляли к нему на допрос. Преследовал он при этом совершенно иные цели, нежели служебный долг. Если судить по обвинительному заключению, то еще в декабре 1929 года - до приезда Добытина в район, в селах Уч-Пристань, Коробейниково, Елбанка, Коловий Мыс сформировались контрреволюционные группировки. В Коробейниково ее возглавлял Михаил Красков, в Коловьем Мысу – Дмитрий Поздоровкин, в Елбанке – Егор Попов, в Уч-Пристани – Иосиф Павлов. Первый представлял из себя крупного кулака, лишенного избирательных прав, второй – при колчаковщине был волостным старшиной, третий – бывший активный член партии эсеров, а Иосиф Павлов во времена белого правительства добровольно вступил в дружину самоохраны и участвовал в расстрелах и повешениях коммунистов и сельчан, сочувствовавших партизанам и власти Советов. Вот на них и сделал свою ставку Федор Добытин. На допросе после подавления восстания – 14 марта, Ольга Васильевна рассказывала, что Добытин уже 10 февраля был готов начинать восстание, но помешал приезд в район группы чекистов. Очевидно с инспекторскими целями. Пришлось отложить задуманное.
По замыслу Добытина восстание, начавшееся в Уч-Пристани, послужит сигналом, набатом для массовых вооруженных антисоветских выступлений во всем Бийском округе, а далее пожар перебросится на весь Алтай, достигнет Новосибирска, Томска, Прибайкалья… Потом в оставшихся его бумагах нашли начертанную схему главной магистрали Сибирской железной дороги, дальше линия проложена до Свердловска, Москвы и Ленинграда. Начертана также линия на Семипалатинск, Акмолинская ветка. В победном исходе поднятого восстания он настолько был уверен, что никакого заблаговременного предупреждения контрреволюционных организаций других регионов или мер к налаживанию связей с ними не делал и не предпринимал. Связь он надеялся устанавливать по мере успешного повстанческого движения, по ходу его. Планировал захват аэродрома в Новосибирске и использование его авиабазы. Рассчитывал связаться потом и с белогвардейскими организациями за рубежом, в первую очередь в Китае, в частности с генералом Сахаровым – бывшим командующим Восточным фронтом времен колчаковщины. Об уверенности в успехе задуманного говорит и факт вызова к себе двух старших братьев из Петропавловского округа ко дню восстания. В определении срока восстания – 10 марта, решающую роль сыграло оружие допризывного пункта в райцентре, хотя некоторые единомышленники предлагали иное, более позднее время. Дело в том, что при учебном сборном пункте имелось 80 трехлинейных винтовок и более 3000 патронов к ним. 5 марта закончились сборы призывников и по указанию Бийского окружного военкомата оружие и боеприпасы должны были немедленно отправлены в Бийск. Федор Добытин сумел затянуть отправку до 8 марта, но тут начальник пункта Алексеев получил вторичное приказание о незамедлительном возвращении оружия и боеприпасов. Винтовки и патроны в это время уже хранились при районном административном отделении (в милиции). Узнав о новом указании, Добытин отдал письменное распоряжение начальнику РАО оружие учебного пункта без его разрешения никому не выдавать и не отправлять. Но он прекрасно понимал, что долго его продержать не удастся. Он знал, что милиция имеет своих 30 винтовок, рассчитывал использовать и оружие, находящееся в личном пользовании отдельных партийцев райцентра (около 20 винтовок). Он предложил руководителям парторганизаций собрать оружие и хранить его в одном месте под предлогом того, что дома его могут украсть. Но этот вариант в последний момент был отвергнут. Добытин хорошо был осведомлен, что в соседнем Быстро-Истокском районе есть более 100 винтовок (там тоже проводились учебные сборы с допризывниками), около 400 винтовок и сотня револьверов в Алейске с достаточным количеством патронов. Путь на Алейск предполагался. Вопросы вооружения восставших были первостепенными в планах лжесотрудника ОГПУ, но он не забыл и десятки других. Продумал, в каком месте райцентра собрать 2500 человек своего войска, как обеспечить его питанием, где будет размещаться главный военный штаб, подсчитал сколько можно иметь лошадей и где взять фураж, как проводить мобилизацию, составил список коммунистов, подлежащих аресту, решил, что делать с коммунами, озабочен был изготовлением трехцветных флагов… Среди многих вопросов, поставленных перед собой, он не ответил лишь на один: «Госспирт закрыть или уничтожить?». 9 марта он приказал арестовать около 40 человек из близлежащих сел и доставить их к нему на квартиру. То были самые надежные с его точки зрения «товарищи по борьбе». Когда арестованные прибыли, он разоружил сельисполнителей, а их самих отправил отдыхать в общежитие. Кроме того, в арестном помещении милиции уже находилось около 80 арестованных, из них 60 числилось за райуполномоченным ОГПУ. Разумеется, то были опять те же, на кого он мог положиться. К полуночи в квартире Добытина набралось человек 50 (частью из содержавшихся в милиции). А уже в первом часу 10 марта райуполномоченный, Михаил Красков и Дмитрий Поздоровкин объявили собравшимся, что они немедленно поднимают восстание и предложили собравшимся принять в нем участие (до того большинство не знало о цели сбора). Первым выступал Федор Добытин и… безбожно врал. Он говорил о том, что сегодня ночью по всей стране – от самого центра и до каждой деревни, - будет свергаться и уничтожаться высшее начальство, от Калинина до председателя райисполкома, партийные руководители. Дескать, так договорились между собой все начальники ОГПУ. «Мы, чекисты, будем действовать одновременно и все примем участие в восстании… Хотя мы и партийцы, но не согласны с тем, что делается в стране… Мы хотим равноправия, не должно быть так: я получаю 300 рублей, а вы по 16, я могу купить, что хочу, а вы хороший кусок хлеба не едите… В горах уже идет восстание, повстанцы разбили один отряд коммунистов, захватили пулемет… Нам сейчас легко будет добиться победы над советской властью… Аресты мы проведем без всякого боя». Затем выступал Михаил Красков и тоже не удержался от вранья: - Сегодня по всему СССР происходит свержение советской власти. Мы имеем связь с Барнаулом, Бийском, Алейском… Проведем восстание у себя – получим дальнейшие указания… Вы видите, как ради нас старается начальник ГПУ, значит, мы тоже должны выступить… А закончил он свою речь честно и откровенно: «Бежать не вздумайте – все равно найдем и расстреляем». Кто-то предлагал обойтись без кровопролития, не расстреливать активистов, коммунистов, но то предложение не прошло. «Иначе нам не будет веры со стороны населения и несколько коммунистов обязательно надо расстрелять». Примерно в 2 часа ночи Добытин выдал наиболее надежным 10 имевшихся у него револьверов, винтовок и одно ружье, изъятые у сельисполнителей, и толпа двинулась к милиции. Сотрудник ОГПУ имел право беспрепятственного входа туда в любое время суток, потому захватить помещение не составляло особого труда. В милиции дежурили два сельисполнителя, от райкома партии - Зимин. Их обыскали и арестовали, дежурного же милиционера Ивана Варгаева сразили выстрелом прямо в сердце. «Штаб» и здесь неуверенных, сомневающихся обманом, провокациями, угрозами заставлял открывать камеры и выпускать арестованных, брать оружие и боеприпасы. Вооруженное восстание началось. По приготовленному списку арестовывались руководители различного уровня, коммунисты, комсомольцы, активисты, при этом их избивали, над ними глумились и издевались. В перестрелке на Базарной площади погибли директор 1-го Калманского зерносовхоза Петр Петрович Бианки – член партии большевиков с 1913 года, специалист сельского хозяйства того же зерносовхоза Н.Н. Ярцев-Попов. У государственных складов погиб младший милиционер Виктор Нужных. Мятежники арестовали и секретаря райкома партии Николая Николаевича Шевякова, но тому при конвоировании удалось бежать, хотя и был открыт по нему огонь из двух винтовок конвоиров. Всего было арестовано более 100 человек. Всех их посадили в арестное помещение, приставили караул. Вооруженные посты и наряды были выставлены у электростанции, почты, райкома ВКП(б), на основной дороге при выезде из райцентра на с. Троицкое, на первом и втором взвозах от реки Оби. Уже утром Добытину пролитой крови показалось мало, и он принял решение расстрелять еще несколько человек. Он лично отдал приказ на казнь помощника начальника милиции Федора Боровикова. «Ведите его падлу!» - и тоже пошел к месту расправы. Тот ночью был поднят по тревоге, прибежал в милицию и сразу же попал в лапы мятежников, уже захвативших здание и оружие. Кулачье люто ненавидело его, и потому с особой жестокостью казнили – его закололи четырьмя ударами штыков. Во дворе милиции был казнен Григорий Катугин – начальник милиции. Он лишь накануне вечером приехал в Уч-Пристань из Тогульского района, еще и дел начальника не принял… Два выстрела – в лоб и сердце, - оборвали жизнь 28-летнего милиционера. Были убиты секретарь партячейки Иван Алексинцев, заведующий райфинотделом Алексей Маремьянин – член партии с 1920 года, заведующий электропромом Василий Петрачев и 38-летний Тимофей Макрушин. Со стороны восставших было убито два человека. У обоих при осмотре трупов в карманах нашли патроны к трехлинейным винтовкам, а у одного – Алексея Бебекина, - царские денежные знаки, зашитые в вате куртки. Тринадцать лет с надеждой берег! К полудню вооруженная толпа на верховых лошадях, подводах и санях двинулась на с. Троицкое поднимать народ. На месте оставались лишь уч-пристанские повстанцы. Но к тому времени Федор Добытин уже понял, что его затея провалилась – не поддержала ее основная масса людей. Он рассчитывал набрать в райценте 2500 человек, а на самом же деле в восстание было втянуто на порядок меньше – не более 300. Он прибежал домой после того, как пуля сопротивляющихся пробила шинель на спине, и сходу сказал жене, что восстание не удалось. Сжег план восстания (остались отдельные черновики да подробные показания супруги на допросе 14 марта). Управившись, распрощался с Ольгой Васильевной и годовалым сыном, шепнув при этом, что аресту не поддастся, в крайнем случае – застрелится. Передал через одного из приближенных, что руководство передает Егору Попову, а сам запряг лошадь в кошеву, надел пальто, тулуп и укатил, якобы поднимать народ в с. Барчиха. Больше его никто не видел. * Но авантюра, затеянная им, продолжалась. В тот же день мятежники пришли в с. Елбанку. Они провели аресты, разграбили коммуну. Отбирали у сельчан лошадей и оружие. Расстреляли комсомольца Плотникова. Провели митинг, назначили своего председателя сельсовета – Ивана Бурденкова. Вооружили его. В это же самое время все арестованные в райцентре были освобождены из-под стражи и вышли на свободу. Советская власть вновь взяла бразды правления. В ночь на 11 марта около 200 бунтовщиков направилось в с. Коробейниково. Утром вооруженные верховые сгоняли сельчан на митинг. Одновременно арестовывались коммунисты и активисты, грабилось население, коммуна. Отбирались все те же лошади, седла, оружие, одежда и обувь, тулупы и плащи. Сопровождалось то действо избиениями, угрозами, беспорядочной стрельбой. В своей речи на митинге Михаил Красков говорил: - Граждане, помогайте нам… Мы поставим правительство какое вам нужно. Хотите царя – поставим царя, хотите президента – поставим президента… Мы имеем большую поддержку… Барнаул и Бийск уже захвачены и правительство там свергнуто… Вместе с нами идет товарищ, который когда-то пил из нас кровь… Мы сможем быстро победить. Вы видите, все коммунисты разбежались… Давайте, указывайте где они находятся… В тот же день банда численностью до 400 человек двинулась на село Антоньевку в соседнем Михайловском районе. То оказался последний организованный маршрут. Бийский окружной комитет ВКП(б) поднял на подавление банды весь партийный, советский и комсомольский актив в помощь органам ОГПУ и милиции. Под с. Уржум, ныне Алейского района, мятежники были окружены и разгромлены. Руководитель восстания Егор Попов сумел ускользнуть, но под с. В-Слюдянка Михайловского района с оружием в руках сдался властям. Позже вину свою признал, участие в восстании объяснил тем, что поддался влиянию Добытина, поверил его словам, не разобравшись хорошо в обстановке, совершив первые роковые шаги, потом считал, что отступать поздно. Провокация Федора Добытина дорого обошлась уч-пристанцам. В ходе подавления восстания было убито несколько десятков мятежников. Среди них Ганс Зиринг – бывший белый офицер и каратель, Андрей Красиков – заведующий пушно-сырьевым отделом Уч-Пристанской конторы, Николай Катычев – бухгалтер райколхозсоюза, Григорий Уланов – бывший урядник, Александр Белавин – поп, Михаил Красков – один из руководителей восстания. А 15 апреля 1930 года тройка при ПП ОГПУ по Сибирскому краю под председательством Л. Заковского судила 168 человек. Приговор ее был суровым: 75 повстанцев шли под расстрел, 24 получили по десять лет лагерей, 56 – от трех до пяти лет лагерей каждый. Кроме того, три мятежника были высланы на жительство в Туруханский край, столько же получили меру наказания условно. В отношении двух материалы были отправлены на доследование, а в отношении пяти человек слушание было отложено. Последние пятеро – это жена Федора Добытина Ольга Васильевна, отец его Григорий Васильевич, два старших брата Егор и Семен и некий Федор Почуев. Трое последних 11 марта были задержаны на территории Уч-Пристанского района по пути из Петропавловского округа. Их Добытин вызвал, надеясь возложить на них руководящие роли в восстании. Никто из них истинной цели вызова не знал. Все пятеро до 15 июня того же, тридцатого года, содержались в Новосибирской тюрьме, а потом были освобождены из-под стражи за отсутствием состава преступления. Таков вот печальный итог замыслов лжесотрудника ОГПУ. То восстание многие авторы публикаций называют Усть-Пристанским. Не верно. То Добытинское восстание. Он, Федор Добытин, его задумал, спланировал, организовал, спровоцировал и поднял. Остальные были жертвами его авантюры. * Отповедь фальсификатору. В сентябре 2007 года исполнилось 75 лет со дня убийства кулаками Павлика Морозова и его восьмилетнего брата Феди. Последние 20 лет разные «исследователи» изгаляются над мальчишками, соревнуются в измышлениях и поклепах. Но коренные жители уральской деревни Герасимовки, где жил Павлик Морозов, ежегодно приходят на место его гибели. Приходят почтить его память, вспомнить его светлый образ. И никакие грязные телепередачи, публикации, повести и пьесы не меняют их убеждений. Значит, Павлик жив, он борется с новоявленными кулаками и буржуями. В 1988 году в Лондоне вышла книга Юрия Дружникова (американский профессор) «Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова», в которой автор выдвинул версию, что убийство детей совершили сотрудники ОГПУ, чтобы поднять пропагандистскую волну массового возмущения кулачеством. Ну, что тут скажешь? Бред, да и только. Но именно махровый антисоветизм раньше рождал забугорных профессоров, а ныне плодит и российских. Идея американского профессора полюбилась отдельным «историкам», посеянные им ядовитые семена до сих пор дают всходы. Одним из «сеятелей» на Алтае оказался Василий Гришаев. Сначала в «Алтайском сборнике» (2000 год), потом в авторском томе «За чистую Советскую власть» (2001 год) он опубликовал рассказ о восстании в Усть-Пристанском районе. И есть там такие строки: «Добытинское восстание было провокацией, затеянной для того, чтобы выявить и одним ударом прикончить «кулацкую контрреволюцию» в районе». Ну, чем не калька «мыслей» американского профессора? Копия! Василий Федорович известный писатель. Он автор многих книг и рассказов по истории края, один из составителей «Энциклопедии Алтайского края» и энциклопедии «Барнаул». Его многие ранние исторические очерки привлекают читателей за их конкретность, достоверность, глубину исследования архивных материалов. Но его выводы и умозаключения в последних сочинениях совершенно дикие, не логичные, нарочито лживые, особенно если это касается чекистов и сотрудников милиции. К слову сказать, в советские времена он рисовал их положительные образы! В.Ф. Гришаев один из немногих, кто изучал в управлении ФСБ по Алтайскому краю дело о Добытинском восстании. Но в публикациях он, то, замалчивая факты и доказательства, то своими комментариями и ерничаньем над документами настойчиво пытается убедить читателя в своих ложных выводах – вооруженное восстание было провокацией чекистов. Нет же, не провокация чекистов это была, восстание организовал и поднял лжесотрудник ОГПУ. Писатель почему-то не верит словам жены Ф.Г. Добытина Ольги Васильевны, когда она дословно передает ответ мужа на один из ее вопросов: «А может, я и в партию вступил с определенной целью!». По своему трактует смысл его слов: «Где много кулаков – там веселая работа»… Автор сочиненной сказки приводит слова из выступлений Добытина и его ближайшего помощника Краскова в ночь восстания, когда они собрали тех, на кого, по их мнению, можно было положиться. Но умолчал о главном – в обработке людей использовались ложь, обман и устрашение. Умолчал, например, о том, что Добытин уверял об имеющейся договоренности всех начальников ОГПУ об участии в восстании, убеждал, что в горах уже идет восстание, что повстанцы разбили один отряд коммунистов, захватили пулемет. Умолчал о том, что Красков закончил свою речь вполне конкретно и угрожающе: «Бежать не вздумайте, все равно найдем и расстреляем». А на митинге в селе Коробейниково он говорил, что Барнаул и Бийск уже захвачены повстанцами, правительство свергнуто. Писатель Гришаев нигде не упомянул о том, что оружие и боеприпасы в захваченной милиции вручалось большинству людей насильно, под угрозами расправы. Промолчал он и о том, что приказ на казнь помощника начальника милиции Федора Боровикова отдал именно лжесотрудник ОГПУ: «Ведите его, падлу!», и сам пошел к месту расправы. Во дворе милиции было казнено восемь человек, да в иных местах убито четыре человека. Автор публикаций приводит список убитых повстанцами, хотя и не полностью, но по-прежнему двигает свою мысль: восстание – провокация чекистов. Этим он хотел убедить читателей, что чекистам все прощалось, все было дозволено, любые штучки их оставались безнаказанными. При этом писатель прекрасно знал, что так не было, и не могло быть! Знал потому, что ему была знакома судьба начальника Барнаульского оперсектора НКВД в 1937 году лейтенанта госбезопасности К.С. Жукова. Почти в одно время с восстанием в Усть-Пристани Костя Жуков, работая в Баку, был исключен из партии и судим за участие в незаконном расстреле арестованного. Подчеркиваю, не за расстрел, а лишь за присутствие на расстреле одного арестованного. Отбывал уголовное наказание аж на Соловках. Да, его восстановили в органах НКВД после освобождения, но это случилось, благодаря личному вмешательству Серго Орджоникидзе, который знал о его больших заслугах перед революцией, в борьбе с ее врагами. А тут казнили 12 человек – коммунистов, руководителей, милиционеров! И безнаказанно? Чушь! Кто поверит? «В уголовном деле никаких бумаг Добытина нет» - дважды в разных местах повторил фальсификатор. Странно, что их не заметил исследователь документов, историк. Да, лжесотрудник сжег бумаги, но черновики-то остались! Причем, он сам дважды расписался на одном из них. А там и схема распространения восстания, там стоит ряд вопросов, которые предстояло ему решить. Например, «4. Место главного военного штаба и гражданского», «5. Место сбора войск (2500)», «7. Ключи от хлебных амбаров». «8. Фураж для лошадей». Там стоят вопросы питания войск в Усть-Пристани и по пути следования в Бийск, список коммунистов, подлежащих аресту, и даже не забыл он о трехцветных флагах. Там есть расчеты о наличии оружия и боеприпасов не только в Усть-Пристани, но в Быстром Истоке и Алейске. А подробные показания Ольги Васильевны, знавшей о планах мужа, неужели не документы? Документы, да еще какие, но фальсификатор умышленно не ссылается на них, ибо они не вписываются в фабулу придуманной им сказки. «Чекисты, как всегда не утруждали себя поиском доказательств вины обвиняемых. Главное – массовость и жестокость наказания, чтоб побольше страху нагнать на врагов советской власти» - это очередная цитата из черных публикаций писателя. И сам же назвал несколько видов наказаний. Напомню, что было оглашено 14 видов наказаний! Кроме расстрела с конфискацией имущества и без конфискации, были замена расстрела на лишение свободы, заключения в концлагерь на 10 лет, на 6,5 лет, на 5 лет, на 3 года, осуждение условно, высылка в Туруханский край, два материала отправлены на доследование, в отношении пяти человек слушание было отложено, потом эти пятеро были освобождены из-под стражи за отсутствием состава преступления. Ну, разве это не говорит о поиске доказательств вины каждого из привлеченных к ответственности? К расстрелу приговорили всех, кто творил произвол и беззаконие, кто казнил людей во дворе милиции, кто открыл огонь по безоружным на базарной площади, кто убил милиционера Виктора Нужных на посту по охране государственных складов, кто расстрелял комсомольца Плотникова, кто с оружием в руках сопротивлялся наспех сформированным коммунистическим и комсомольским отрядам, группам милиционеров, поднятых по тревоге в соседних районах.
Отправлено: 03.11.12 19:58. Заголовок: Окончание статьи А.И..
Окончание статьи А.И. Кобелева (2010 г.):
А тот факт, что в 1992 году часть осужденных была реабилитирована, вовсе не говорит об их невиновности. Хотя и судебные ошибки не исключаются, они и в наше время бывают. Но массовая реабилитация в то время большей частью носила политический характер. И сейчас это продолжается. В Иркутске поставили памятник адмиралу Колчаку – наймиту Антанты, залившему кровью Сибирь, растранжирившему половину золотого запаса государства. Прах генералов Деникина и Каппеля перетащили в Москву, будто не они были злейшими врагами молодого государства рабочих и крестьян, одними из главных виновников развязанной Гражданской войны… Далее. А пошел бы сам писатель на провокацию, при которой его отец, жена с малым ребенком, два брата угодили в тюрьму? Вряд ли, скорее всего, что нет! Так, почему же он допускает, что Добытин пошел на это? Чтоб убедить читателя в своей версии о провокации чекистов автор чуть ли не в каждом абзаце употребляет такие выражения и слова, как «сдается мне», «вероятнее всего», «я полагаю», «странно все это», «не верится мне», «якобы», «возможно», «может быть», «даже представить трудно»… О том, что историк не должен апеллировать предположениями, наверное, знает каждый студент. И искренне жаль, что этими правилами пренебрег маститый историк. В результате получилась сказка, хотя в основу ее и положены действительные события. В угоду политическим ветрам автор встал в ряды тех, кто корежит, уродует, перелицовывает историю Отечества, пошел по пути лжи, клеветы и наветов на государство, которому некогда присягал офицером Советской Армии. И известный историк Василий Гришаев превратился в угодника и фальсификатора. Ложь о Добытинском восстании, как я уже говорил, вошла в авторский сборник. Ладно, пусть. Но как она могла появиться на страницах «Алтайского сборника»? («Алтайский сборник», выпуск ХХ, Барнаул, 2000, стр. 63-75). Я полагал, что в столь авторитетном издании публикуются материалы, основанные на достоверных фактах и событиях, исторически выверенные, а всякие сказки и домыслы даже именитых авторов не попадают под его обложку. Один мудрый человек говорил, что фальсификация истории это вид мошенничества. Но если за мошенничество, в основе которого лежит имущество или иные ценности, предусмотрена уголовная ответственность, то на искажение истории, на уродование ее никто не обращает внимания. Все прощается лжецам! А жаль!
Отправлено: 03.11.12 20:02. Заголовок: Статья в "Алтайс..
Статья в "Алтайской правде" (5 сентября 2002 г.) об одном из убитых во время восстания.
Анатолий ПАНТЮКОВ
ИТАЛЬЯНЕЦ НА АЛТАЕ
Что в этом необычного? Если покопаться, то в нашем крае, наверное, можно найти представителей национальностей половины земного шара. Но дело не в этом. Речь идет об итальянце, который приехал сюда не туристом, а строителем первых зерновых совхозов. И это был Петр Петрович Бианки.
У журналистов бывают встречи, которые запоминаются надолго, а то и на всю жизнь. Вот одна из таких моих встреч. Ольга Михайловна Тютюнник, тогдашний директор Чарышской школы Усть-Калманского района, рассказала мне однажды такую историю. Ее ученики приехали в столицу нашей Родины на экскурсию. И там совершенно случайно встретились с близкими родственниками первого директора их совхоза "Чарышский". Конечно же, ребята знали кое-что об этом директоре - что приехал сюда из Ленинграда, что начал строить здесь первые производственные помещения и что он был убит восставшими кулаками. И похоронен в соседнем селе Усть-Пристань. Дальше события развивались так: вскоре в село приехали две дочери бывшего директора - Лариса и Луиза (она, кстати, кандидат биологических наук, давала консультации животноводам совхоза), они побывали на могиле отца, возложили цветы к памятнику, повстречались со старожилами села, которые более подробно рассказали о гибели их отца...
Разве можно было пройти мимо такого события? Конечно, редактор Алексей Митрофанович Прозоров дал "добро" на командировку.
Нет смысла подробно рассказывать о встречах. Моя цель такая, высказанная когда-то Максимом Горьким: "Я должен знать, за что положили свои жизни все эти люди, я живу их трудом и умом, на их костях - вы согласны?" Согласны. Поэтому и хочется напомнить о тех людях, которые стояли у истоков создания крупных зерновых производств Алтая. Словом, были первыми. Одним из таких первых был и Петр Петрович Бианки.
Кто же он такой? Отец и мать его - итальянцы из Венеции. В конце позапрошлого столетия приехали в Одессу, где и родился сын Петр. Дальше - поиски юным Бианки счастливой доли, путешествия по свету. Был в Америке, в Канаде, там и включился в революционное движение, которое и привело его в большевистскую партию. Встречи с писателем Джоном Ридом... Кем только за эти годы ни работал! Вот что он писал в своей биографии: "Я работал литейщиком, слесарем, механиком гидропрессов, токарем, монтером сельскохозяйственных машин, шлифовщиком, казначеем, редактором, наладчиком (в типографии)...". Кроме этого - партийная и общественная работа. Последнее место - Ленинград, завод "Вена", который принадлежал государственному объединению зерновых хозяйств "Зернотрест". И затем - командировка в Алтайский край, который стал для него последним пристанищем... Как помогли бы ему знания многих профессий, будь он директором совхоза не три месяца, а многие годы...
Все-таки коротко о встречах. Жена Бианки Лариса Васильевна жила в Костроме, ей было тогда 73 года. В Чарыше мне наказали, чтобы я обязательно вручил ей букет цветов, что я и сделал. Она долго рассказывала о своем муже. Последняя его весточка с Алтая -телеграмма по случаю рождения его второй дочери: он просил назвать ее Луизой - в честь Луизы Мишель, красной девы Парижа. С Луизой мне встретиться не удалось - она жила неподалеку, в Караваево, но в те дни была в командировке. А вот со старшей дочерью -Ларисой встретился в Щелково, что под Москвой... Обо всем этом я написал в очерке "Красный директор", который был опубликован в "Алтайской правде" за 7 и 8 ноября 1970 года.
О подробностях гибели Бианки мне рассказал Николай Павлович Морковин, доцент сельхозинститута, жил в Новосибирске. Десятого марта тридцатого года в селе Усть-Пристань вспыхнул кулацкий мятеж, который возглавлял Добытин. Были расстреляны многие партийные и советские руководители района. В том числе и прибывшие сюда за горючим Бианки, Попов-Ярцев, агроном этого же совхоза, а главному инженеру Морковину чудом удалось спастись.
Не скрою - мне было приятно узнать, что вырезки из газеты с очерком висели в некоторых школах района. С женой и старшей дочерью Бианки я некоторое время переписывался, их письма и открытки хранятся у меня по сей день. Хранится еще одно письмо от жителя Барнаула И.Потемкина. В нем он рассказал, как он и еще несколько коммунистов и комсомольцев отбивались от отряда Добытина: "В схватке был тяжело ранен в голову двадцатипятитысячник ленинградец тов. Буянов, - пишет он. - Его только что избрали председателем сельскохозяйственной коммуны "Заря Алтая"... Значит, были в то время на Алтае еще ленинградцы-первопроходцы. И среди них - итальянец Бианки.
В селе Усть-Пристань был памятник (не знаю, есть ли сейчас) погибшим в годы коллективизации. Там были написаны фамилии двух ленинградцев - П.П. Бианки и Попова-Ярцева. К сожалению, никто мне тогда не мог сказать имя этого человека, даже на памятнике - только двойная фамилия. Не все хранит людская память. Но первого директора совхоза "Чарышский" здесь будут помнить долго - его фамилию носит одна из улиц села, центральной усадьбы этого хозяйства. - http://www.ap.altairegion.ru/234-02/3.html
Отправлено: 03.11.12 20:07. Заголовок: Анатолий Пантюков пи..
Анатолий Пантюков пишет:
цитата:
Там были написаны фамилии двух ленинградцев - П.П. Бианки и Попова-Ярцева. К сожалению, никто мне тогда не мог сказать имя этого человека, даже на памятнике - только двойная фамилия.
Отправлено: 03.11.12 20:16. Заголовок: В книге А.К. Капран-..
В книге А.К. Капран-Чемодановой "В краю далекой юности" (Барнаул, 1964) есть глава, в которой упоминается еще одна убитая во время восстания - заведующая избой-читальней Евдокия Подзорова. Сама автор воспоминаний стала очевидцем убийства Алексинцева. Подзорову застрелил Я.И. Мокин - из охотничьего ружья, которое выменял накануне восстания у старшего брата Аделаиды Кузьминичны, выменял на свои часы.
Отправлено: 03.11.12 20:27. Заголовок: А. Кобелев пишет: Р..
А. Кобелев пишет:
цитата:
Руководитель восстания Егор Попов сумел ускользнуть, но под с. В-Слюдянка Михайловского района с оружием в руках сдался властям.
Михайловский район (первый) создан 27 мая 1924 года на территории Бийского уезда, район ликвидирован 20 февраля 1931 года. Село В.-Слюдянка теперь в составе Усть-Калманского района. Село Уржум Алейского района в 1930 году тоже было в составе Михайловского района.
Отправлено: 04.11.12 20:43. Заголовок: Oigen Pl пишет: В к..
Oigen Pl пишет:
цитата:
В книге А.К. Капран-Чемодановой "В краю далекой юности" (Барнаул, 1964) есть глава, в которой упоминается еще одна убитая во время восстания - заведующая избой-читальней Евдокия Подзорова. Сама автор воспоминаний стала очевидцем убийства Алексинцева. Подзорову застрелил Я.И. Мокин - из охотничьего ружья, которое выменял накануне восстания у старшего брата Аделаиды Кузьминичны, выменял на свои часы.
Из главы "Расстрел коммунаров":
В конце двадцатых годов в селе у нас организовалась коммуна из бедняцких хозяйств. Называлась она "Из искры пламя". Посреди села, над новой бревенчатой избой, где находилось правление коммуны, весело развевался красный флаг. Было как-то радостно смотреть на этот флаг, поднявшийся выше деревьев в самое небо.
Трактора в коммуне не было. Коммунары мечтали его приобрести, а пока землю обрабатывали на лошадях, старыми плугами. Скот и весь инвентарь находились на общем дворе. Урожай ссыпался в общественные амбары. А продукты и одежду коммунары получали бесплатно. Рядом с правлением была открыта бесплатная столовая, пекарня. В этой пекарне выпекали высокие круглые, килограмма по три, булки.
Бедняки охотно шли в коммуну. Но кулаки злобствовали, в селе часто совешались убийства. Убивали целыми семьями и каждый раз коммунаров. Как только стемнеет, жутко было ходить по улицам. Обычно перед тем как лечь спать, мама запирала двери на крючок и еще на здоровенную заломку. Возле порога ставила топор. Согнувшись, лежала я за маминой спиной, прислушивалась к любому шороху. Казалось кто-то ходит возле дома, пробует открыть дверь...
- Мама! - шептала я. - Мама!
Она сразу отзывалась.
- Да спи ты ради бога! Это кошка скребется.
Но тут же поднималась, в темноте, на ощупь еще раз проверяла, хорошо ли заперты двери, не забыла ли поставить топор у порога.
Отправлено: 04.11.12 21:09. Заголовок: Жили тогда на нашей ..
Жили тогда на нашей улице Мокины. В семье всего четыре человека, а дом имели большой - пятистенный. Варвара Мокина - пышная, румяная, щеки круглые, точно булки. Она любила ставить на подоконник полное блюдо пирожков, ватрушек. Муж ее, Иван Андреевич, то и дело придирался к соседям, ругал их: то они борону к плетню привалили, то доски сложили возле его дома. И еще этот человек страшно любил врать. Бавыло, вечером, как только зажгутся огоньки в избах, он приходил к кому-либо из соедей. Долговязый поджарый, с крупным кадыком. Одно ухо шапки всегда торчало вверх, другое свисало. Если семья в это время ужинала, он крестился и говорил:
- Хлеб с солью.
- С нами отведать, - приглашал хозяин.
Мокин присаживался в стороне от стола, закуривал неторопливо и начинал нести околесицу:
- Пища соленая, а соль - она связывает человека. Дохтур у меня был знакомый, так вот он говорил... - и врал до полуночи.
И все знали, что никогда он не был знаком ни с одним доктором. Но слушали, а про себя думали: "Пускай врет, денег ведь за это не просит". А иной раз прямо говорили:
- Хватит, Иван Андреевич, поздно уже.
Он умолкал, нехотя поднимался, надевал шапку. Закуривал уже стоя и, если это было осенью или весной, поглядев в окно, говорил:
- Эко, темень кака на дворе. Грязища. А ночью грязи прибавляется.
Он был непрочь еще о чем-нибудь поболтать, но хозяин уже открывал дверь.
Бывал Мокин и у нас. Один раз он рассказывал, как плавал в море и видел стадо китов.
- Киты шибко крупные, чуть поменьше нашего корабля. А икра у них по бобу. Вот такая! - и он указывал половину указательного пальца.
Про Мокина ходили разные слухи. Рассказывали, что однажды он напился так, что свалился головой в чан с водой, стоявший возле кузницы, и разбил себе голову о железо, лежавшее на дне чана. Ребятишки говорили, что у Мокина в голове теперь щель и, когда он кашляет, то через эту щель крупинками вылетают мозги.
Ссутулившись, ходил он по деревне. Мы гурьбой ходили за ним. Нам казалось: вот-вот он закашляет и начнут вылетать мозги во все стороны. Но так ни разу и не пришлось нам это увидеть. И мы решили, что, наверное, они у него уже все вылетили, а может, ссохлись.
С тех пор, как организовалась коммуна, Мокин реже ходил по соседям. Он работал с сыном на пашне: батраки от них ушли.
- Не вступайте вы в эту коммуну, - уговаривал их Мокин. - Там заставят вас камень клевать, и вы будете его клевать.
Дочка Мокиных, Катька, училась со мной в одном классе. Однажды она позвала меня к себе домой учить таблицу умножения. Я впервые пришла к ним. В доме было чисто и все окрашено: и пол, и двери, и скамейки, и даже табуретки и порог. Мать Катьки куда-то ушла. Мы сидели на кухне и твердили разом:
- Пятью пять - двадцать пять. Шестью шесть - сорок восемь...
Сбившись, начинали снова. Опять путались. Тогда Катька сказала, что она будет говорить на память, а я - проверять по таблице. И она начала:
- Одиножды один - один. Одиножды два - два...
Я внимательно следила по таблице. Вдруг за перегородкой кто-то приглушенно кашлянул и зашептал:
- Ночью все приготовим.
Кто это?.. Я насторожилась. Наклонила голову к перегородке.
- По одному их надо, в затылок, - шептал уже кто-то другой. - Утром...
Казалось, уши мои маленькие, и оттого я не могу расслышать. Если бы они были величиной с голову. Кто-то по одному утром. Страшно. Уже не понимая, что говорит Катька, я поднялась со стула и уронила на пол пенал.
- Ну чего ты? - Катька толкнула меня в бок. - Ну, хорошо я выучила? Не сбилась?
- Нет, не сбилась, - испуганно проговорила я и торопливо сложила свои тетради в сумку. - Я пойду...
- Давай теперь ты, - удерживала меня Катька. - Говори, а я проверять буду.
Я начала повторять таблицу, но сразу же сбилась, в уме все перепуталось. Катька звонко смеялась надо мной. Потом мы вышли на улицу, катались на санках, и все страшное забылось.
Домой я пришла уже вечером. В избе было тепло, пахло щами и молочной кашей. Мама хлопотала возле печки. Саня сидел у стола, а напротив - Яков Мокин, Катькин брат. Молодой, стройный, глаза темные, блестящие. Его новый полушубок, отороченный мерлушкой, небрежно был скинут с одного плеча. Яков держал карманные часы за цепочку и, размахивая ими над столом, говорил:
- Меняем. Мне надо ружье, хочу пойти на медведя. Тебе взамен даю часы с серебряной цепочкой! Бери! Чего тут думать? - Яков нетерпеливо почесал за воротом рубашки.
А Саня все раздумывал, не решался. Наконец взял часы. Долго разглядывал их, прикладывал к уху. Мне часы понравились, ни у кого я не видела таких. Теперь все девушки будут спрашивать у Сани, который час, и парни будут ему завидывать. А ружье висит и висит на стене, какой от него прок. Саня давно уже не ходит на охоту, собачонка Дарька состарилась.
- Ладно. Согласен, - сказал Саня и снял со стены ружье. - Бери. Нет времени охотой заниматься.
Морозное утро. Выпавший ночью снежок хрустит под ногами, искрится. Я иду в школу, размахиваю сумкой, а в кармане, вместе с чернильницей-непроливайкой, придерживаю теплый пирожок.
Но что это?.. Выстрел гулко прозвучал в тишине. Еще выстрел, еще. Теперь совсем уже близко. Я останавливаюсь, дрожу от испуга и вот-вот расплачусь. Стреляют! Никогда так не было. На дороге появляется незнакомый мужчина. Оглядевшись по сторонам, он торопливо подходит ко мне, говорит тихонечко, чтобы я бежала домой, и уходит. Почему домой!? Мне надо в школу!
Снова раздаются выстрелы. Из переулка выбегает дяденька Алексинцев. Все ребятишки в нашем селе хорошо знают его. Это он председатель коммуны "Из искры пламя".
- Дяденька Алексинцев! - кричу я.
Но он не глядит на меня. Большой и грузный, он тяжело бежит куда-то без шапки, в распахнутом пиджаке. А вслед за ним кто-то с винтовкой. Вижу... поднял винтовку и целится... Выстрел! Дяденька Алексинцев падает вниз лицом...
Несколькими часами позже стало известно, что произошло в селе. Ночью кулаки убили постового милиционера возле склада районной милиции, завладели оружием, и утром, когда ни о чем не подозревавшие коммунары шли на работу, их расстреливали из-за угла. Кулаки решили уничтожить всю коммуну разом, погасить эту маленькую искру нового.
В то утро Яков Мокин выстрелом из Саниного ружья убил Дусю Подзорову, заведующую избой-читальней, а ее дочку Настеньку тяжело ранил.
Дуся любила ребят. Мы, школьники, часто приходили к ней. Она разрешала помогать ей складывать книги в шкаф, сшивать газеты и журналы. Как-то, собираясь в сельсовет на собрание, она попросила нас посидеть в читальне, подежурить, пока ее не будет. Мы очень обрадовались этому. Как только за Дусей закрылась дверь, мы тотчас написали крупно на картоне, что лежал на столе: "Дуся - цвет, Дуся - розовый букет". А на другой день видели, как Дуся старательно стирала резинкой наши каракули.
Подзорова жила при избе-читальне, в другой ее половине. Поздно ночью кто-то постучался к ней в окно.
- Приходите, когда читальня будет открыта, - сказала Дусина мать.
Утром Дуся вышла из дому проводить Настеньку в школу. Яков Мокин, видно, караулил ее. Он загородил дорогу, вскинул ружье. Женщина оторопела. Она успела лишь схватить девочку, прижать к груди... Пуля насквозь рообила Настеньке бедро, вошла Дусе под левую грудь...
Мама горько плакала:
- Что ты наделал? - со стоном говорила она Сане. - Зачем ты променял ружье! У меня сердце будто чувствовало... Так тяжело стало, когда он пришел с этими часами... Зачем ты это сделал!.. О-о!
Саня молчал. Зарос, почернел за одну ночь. Кулаки схватили его на скотном дворе и заперли в холодном амбаре. Потом бросили в этот амбар еще нескольких коммунаров. Утром, на вторые сутки, кто-то подбежал к амбару, раскрыл двери настежь и крикнул:
- Выходите, товарищи!
Люди кинулись было, но тут же остановились. Перед ними стоял Николай Персиков, счетовод коммуны. Сын кулака, он ушел от отца, вступил в комсомол, потом в коммуну, но с кем он был прошлой ночью? Коммунары смотрели на него испытующе. Не верят! Николай отступил на шаг и, собравшись с силами, закричал еще громче:
- Да выходите же! Помощь пришла!
Закрывшись в правлении коммуны, Персиков успел сообщить по телефону в Барнаул о кулацкой банде.
- Слушайте! - кричал он торопливо, прикрывая трубку телефона полой полушубка. - Помогите спасти коммуну! Помогите!..
Из Барнаула прибыла конная милиция, отряд комсомольцев. Банду разбили.
На похороны погибших собрался народ со всех окрестных деревень. Толпа заполнила всю Садовую улицу. Рядом с красным флагом медленно колыхалось черное полотнище. Возле братской могилы ровным рядом стояли гробы. Над ними произносились короткие неумелые речи.
- За что их погубили лиходеи! - громко сказал мужчина в заплатанном зипуне, и губы его задрожали. Он провел по лицу шапкой, отошел в сторону.
- Председателя убили, - сразу начал говорить другой, со впалыми щеками. - Осиротили нас. - Мужчина обвел взглядом притихшую толпу и крикнул: - Но нас вон сколько! Все мы теперь - коммунары!
В том же году весной, как только прошел лед, буксир притянул баржу из Барнаула к нашей пристани. Грузчики положили широкий двойной трап и бережно скатили с баржи колесный трактор. Вместе с трактором прибыл и тракторист. Прямо возле причала он завел машину, вскочил на сиденье, точно такое же, как у старой жнейки и, покручивая руль, повел машину по крутому подъему в село. Трактор шел по улицам, а народ бежал за ним от самой пристани. Кольцом окружил его.
- Мама, пойду, а-а, - упрашивала я.
- Куда? Гляди чё на улице-то делается!
Спустя некоторое время, на обрывистом берегу Оби, напротив пристани, начали строить электростанцию. На улицах рыли ямы, ставили столбы. По избам ходили молчаливые серьезные люди в кожаных брюках. Одни из них сверлили стены, другие тянули шнуры и закрепляли их на потолке. Все эти работы велись очень быстро. Первый ток дали днем. Казалось, лампочки вспыхнули не на столбах, а в воздухе. Трое суток подряд никто их не гасил. Мы облюбовали место возле электростанции и всегда там играли. Но как только начинал подниматься ветерок, игра сразу прекращалась. С тревогой следили за высокой трубой электростанции. Нам казалось, что даже от слабого ветра она может упасть в реку.
А как весело мы носились по берегу в тихие дни. Только Настеньки не было с нами. Она долго лежала в больнице. Прошла зима, весна. Наступило жаркое лето. Помню, однажды я забралась на ветхую завалинку, заглянула через окно в маленькую больничную палату с низким потолком и спросила Настеньку, что принести ей поесть:
- Яичко, может, или кусочек сахару?
Некоторое время Настенька молча смотрела на меня большими ввалившимися глазами, а потом сказала слабым голосом только одно слово:
- Вишни.
Я тихонько сползла с завалинки.
Вишни! А эти ягоды и яблоки-ранетки росли только в саду Мурзова, за высоким забором. Мы, дети, не раз припадали к щелям забора, вытянув худые шеи, с восхищением глядели на темно-красные гроздья.
- Если бы хоть одну веточку принести для Настеньки, она бы, наверное, сразу поправилась! - сказала я ребятам, которые жили через дорогу от нас.
Нина Щуплова посоветовала попросить вишни у самой Мурзихи.
- Не даст, - озабоченно сказал Ленька Капустин. - Я-то уж их хорошо знаю. Мурзиха, да и сам Мурзов скупые, как черти. Сколько раз помогал им кизяки делать, дадут гривенник, а чтобы ягодами угостили - никогда.
- Может на забор забраться, - подсказал Шурка, Ленькин брат.
- И правда! Как это мы раньше не могли догадаться!
Только стемнело, мы гурьбой направились к саду Мурзова. К забору подтащили кизяки, поленья, доски, кирпичи. Все это сложили в одну кучу и вскарабкались на нее. Куча развалилась. Сложили ее вновь. И на забор полез один Ленька Капустин. Но только рука его потянулась за веточкой ягод, кто-то закричал басистым голосом:
- А ну, прочь отсюда!
Залаяли собаки. Ленька кубарем свалился с забора. Мы бросились врассыпную. Собрались далеко от дома Мурзовых, на другой улице. Отдышались и снова стали сговариваться, как заполучить веточку вишни. Решили выменять на молоко.
Утром, подоив корову, мама налила нам полную крынку парного молока. Мы с Ниной направились к Мурзовым. Долго стучали в калитку. Собаки лаяли так, что, казалось, вот-вот сорвутся с цепи. Наконец, Мурзиха вышла на крыльцо, прикрикнула на собак и открыла калитку.
- Чего вам? - спросила она.
Мы протянули крынку с молоком и почти разом сказали:
- Дайте нам за это немного вишни.
У Мурзихи заколыхался живот, грудь, плечи. Она смеялась, не разжимая рта.
- Ишь ты, - проговорила она, - Вишни захотели.
Взяла молоко и захлонула калитку.
Мы стали ждать. Стояли, смотрели на тесовую калитку, где все еще покачивалось железное кольцо от щеколды. Но скоро нам надоело ждать, и мы стали подглядывать в щели. Мурзиха расхаживала по саду и срывала веточки, выбирая, где вишни помельче. Сорвав несколько кистей, она разделила их на два пучка и направилась к калитке.
- Это вот тебе, а это - тебе, - пропела Мурзиха.
Мы зажали в руках кисточки вишни и побежали.
- Ишь как зарадели! - крикнула вслед Мурзиха.
***
...Стемнело. В избах зажигались огни. Мы шли домой неторопливо.
- Настенька здесь, - неожиданно прервала воспоминания Нина.
- Здесь? - я остановилась.
- Да, - продолжала Нина, - она давно приехала, работает главным хирургом в нашей больнице. Но ты не так скоро сможешь ее увидеть. Сейчас у нее отпуск, отправилась в поход с пионерами.
Отправлено: 05.11.12 02:46. Заголовок: Для вот этого челове..
Для вот этого человека, арестованного Добытиным перед восстанием, реабилитация наступила раньше 1992 года:
Пичулис Иван Петрович Родился в 1900 г. литовец; рабочий кожзавода. Проживал: Уч-Пристанский р-н, с. Усть-Чарышская Пристань. Арестован 8 марта 1930 г. Приговорен: Особая тройка при ПП ОГПУ по Сибкраю 27 апреля 1930 г., обв.: 58-11. Приговор: ВМН с конфискацией имущества. Реабилитирован в июле 1989 г. Реабилитирован прокуратурой Алтайского края Источник: Книга памяти Алтайского края - http://lists.memo.ru/d26/f326.htm
Отправлено: 14.12.12 12:59. Заголовок: Анатолий ПАНТЮКОВ пи..
Анатолий ПАНТЮКОВ пишет:
цитата:
Жена Бианки Лариса Васильевна жила в Костроме, ей было тогда 73 года. В Чарыше мне наказали, чтобы я обязательно вручил ей букет цветов, что я и сделал. Она долго рассказывала о своем муже. Последняя его весточка с Алтая -телеграмма по случаю рождения его второй дочери: он просил назвать ее Луизой - в честь Луизы Мишель, красной девы Парижа. С Луизой мне встретиться не удалось - она жила неподалеку, в Караваево, но в те дни была в командировке.
Фото из книги Е.Ю. Волковой "Маленькие участники большой войны", Кострома, 2011.
Если судить по обвинительному заключению, то еще в декабре 1929 года - до приезда Добытина в район, в селах Уч-Пристань, Коробейниково, Елбанка, Коловий Мыс сформировались контрреволюционные группировки. В Коробейниково ее возглавлял Михаил Красков, в Коловьем Мысу – Дмитрий Поздоровкин... Первый представлял из себя крупного кулака, лишенного избирательных прав, второй – при колчаковщине был волостным старшиной...
Oigen Pl пишет:
цитата:
полуночи в квартире Добытина набралось человек 50 (частью из содержавшихся в милиции). А уже в первом часу 10 марта райуполномоченный, Михаил Красков и Дмитрий Поздоровкин объявили собравшимся, что они немедленно поднимают восстание и предложили собравшимся принять в нем участие (до того большинство не знало о цели сбора).
Дмитрий Поздоровкин и Алексей Бебекин были участниками Русско-японской войны в составе 12-го пех. Сибирского Барнаульского полка, кавалерами ЗОВО 4-й степ.:
barnaulets пишет:
цитата:
137668 БЕБЕКИН Алексей — 12 Сиб. пех. Барнаульский полк, 11 рота, рядовой. За мужество и храбрость, оказанные им в боях против японцев 8-25 февраля 1905 г.
137689 ПОЗДОРОВКИН Дмитрий — 12 Сиб. пех Барнаульский полк, 2 рота, ефрейтор. За мужество и храбрость, оказанные им в боях против японцев 8-25 февраля 1905 г.
Отправлено: 20.10.20 18:45. Заголовок: Убитый лично Добытин..
Убитый лично Добытиным старший милиционер Уч-Пристанского районного административного отделения Иван Денисович Варгаев ранее "служил добровольцем в Красной Армии с 1918 по 1921 г. рядовым, был в бою с бандами Иванова и Свища". Иванов и Свищ действовали в начале 20-х гг. около Одессы: "После разгрома отряда Иванова и его гибели остатки банды в составе 15 человек, имея в наличии один пулемет, продолжали действовать весь 1922 год под началом нового атамана – Свища (бывшего унтер-офицера)", - Виктор Файтельберг-Бланк, Валерий Шестаченко "Бандитская Одесса. "Двойное дно" Южной Пальмиры", Одесса, 1999. Илья Иванов - один из бывших офицеров-петлюровцев из Степной (Александрийской) дивизии, известный своим лозунгом "Сини ображених батьків - геть більшовиків".
Мемориальная доска c фамилиями погибших упомянута в описании памятника в Усть-Пристани: "...С третьей стороны - на мемориальной доске нанесены фамилии погибших от рук врагов во время кулацкого восстания 1930 г. ..." (см. на с. 23 в сборнике "Историко-революционные памятники Алтайского края", Барнаул, изд. "Пикет", 2001).
"Местные достопримечательности: Магазин купца Шестакова - центральная районная библиотека Дом купца Щёголева - районная детская библиотека Дом купца Шестакова - детская школа искусств Могила погибшим героям гражданской войны Могила погибших во время "Добытинского мятежа"" - http://www.museum.ru/M2279
Слева - Григорий Нилович Катугин (1902-1930). Фотография сделана в период службы в Тогульском районе, в январе 1930 года.
*** В протоколе осмотра трупа записано: "28 лет, одет во френч защитного цвета, брюки суконные, валенки, свисток, ранение Огнестрельным оружием две раны: а) в подлевый бок сердца с выходом в правое плечо, б) в лоб".
Все даты в формате GMT
8 час. Хитов сегодня: 68
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет