Сукин Николай Тимофеевич (23.11.1878 — 26.11.1937). Начальник штаба 3-го Уральского и командир 6-го Уральского арм. корпусов, начальник Северной колонны во время Сибирского Ледяного похода, летом 1920 г. временно занимал пост начальника штаба главкома всеми вооруженными силами Российской Восточной окраины (более подробная биография см.
http://www.grwar.ru/persons/persons.html?id=1701&PHPSESSID=1444a73b4ddc4288666f659fc1961c7)
Небольшое, но существенное дополнение к его биографии приводится в книге Михаила Алексеева "Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922-1929)". – М., 2010.
В 1924 г. он был завербован Китае советской военной разведкой, в 1925 г. (а не в 1933 г.) вернулся в СССР, где был принят на службу в РККА (видимо по линии Разведупра).:
"Николай Сукин в своей автобиографии писал, что в начале 1924 г. в Харбине по предложению «особоуполномоченного т. Ракитина» он составил доклад «О системе и характере китайской охраны КВЖД и об охранных войсках Японии на Южно-Манчжурской железной дороге». Доклад был отправлен в Москву.
В феврале 1924 г. Ракитин предложил Н. Т. Сукину организовать «по заданию Москвы агентуру в Южной Маньчжурии» и «обследовать армию Чжан Цзолиня». Переговоры о деталях операции бывший генерал, по его свидетельству, вел «с секретарем тов. Ракитина — тов. Мельниковым Борисом Николаевичем». Так Н. Т. Сукин воспринял должность Мельникова. Он привлек к сотрудничеству с военной разведкой своего брата Алексанра Тимофеевича (псевдоним «Искандер»), своего бывшего адъютанта Николая Васильевича Евсеева и жену брата, которая исполняла роль курьера.
11 мая 1925 г. Н. Т. Сукин выехал из Харбина в Москву в распоряжение Реввоенсовета СССР. В скором времени он был принят на службу в РККА. Его же брат, Александр Тимофеевич, продолжил сотрудничество с разведкой. Он выехал в СССР только в 1933 г., так как дальнейшее пребывание в Харбине грозило ему репрессиями со стороны китайских властей. Отъезд А. Т. Сукина из Харбина был организован нелегально". (С. 357).
По возвращении в СССР Николай Тимофеевич Сукин служил "преподавателем военных дисциплин". В 1937 . на момент ареста проживал в Алма-Ате. Арестован 23.04.1937 г. отделом УГБ НКВД Казахской ССР. Осужден 26.11.1937 г. Особым совещанием НКВД СССР по обвинению по ст. 58-1 а УК РСФСР. Расстрелян. Реабилитирован 30.12 1989 г. Военной прокуратурой ТуркВО на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16.01.1989 г.
На советскую разведку, как уже было сказано, работал и его брат Александр Тимофеевич, бывший командир 11-го Оренбургского каз. полка.
Сукин Александр Тимофеевич(25.03.1887-28.03.1938) – из дворян станицы Буранной 1-го военного отдела ОКВ, сын есаула. Окончил 2 Оренбургский кадетский корпус, Николаевское кав. училище по 1 разряду и Офицер. гимнастическую школу. На службе с 01.09.1904 г. Хорунжий (с 24.03.1906 со старшинством с 22. 04. 1905 г.) Сотник (с 06.05.1909 со старш. с 22. 04. 1909 г.) Подъесаул (с 05.10. 1913 со старш. с 22. 04. 1913 г.)
Есаул (со старш. с 06. 1916 г.). Войсковой старшина («За особо выдающуюся полезную деятельность по организации борьбы казаков против большевиков и за мужество, проявленное в этой борьбе» - Указ Войск. Правит. ОКВ №14 от 22. 07. 1918 г., УВП №473/37 от 26.07.1918 г. со старш. с 20.06.1918 г, ). Полковник(за боев. отлич. – УВП № 194 от 17.09.1918 со старш. с 21.05.1918 г.). Генерал-майор ( с 18.10.1920 г.).
Служба: в 4-ом ОКП (1906-1908), в 3-ем ОКП (24.06.1911-1914), в 17-ом ОКП (с 27.07.1914), командир 4 –й сотни (с 27.08. 1914). Участник повстанческого движения в ОКВ (1918). Начальник отряда станицы Буранной и Изобильной( сменен подъесаулом А.П. Донецковым). Нач. штаба Южного отряда повстанцев (лето 1918). Член комиссии для закупки лошадей (ПОКВ №123 от 02.09. 1918). Назначен председ. комиссии в связи с отъездом полковника В.П. Пустоханова (председ.) на Орский фронт ( ПОКВ №137 от 05. 09. 1918). Состоял в распоряжении Войскового начальства ОКВ ( на 17.09. 1918).
Назначен временно командующим 7 ОКП ( ПОКВ №202 от 19. 09. 1918). Ввиду командирования Сукина в распоряжение нач. штаба Уральского арм. Корпуса отменен приказ о его назначении врем. команд. 7 ОКП (ПОКВ №229 от 28.09. 1918). Назначен командующим 11 ОКП (с 01. 10. 1918 – УВП №307 от 14.10. 1918). В этой должности на 1919-1920 и на 30. 10. 1920 – станция Маньчжурия.
Участник Пермской, Красноуфимской и Екатеринбургской операций, боев на Тоболе и Ишиме, Сибирского Ледяного похода в составе Северной колонны.
В 1920 г. в вооруженных силах Российской Восточной Окраины(РВО).
Эмигрант, проживал в Харбине, работал на КВЖД. Вместе с братом Н.Т. Сукиным выехал в СССР. Жил в Ташкенте. Арестован осенью 1937 года. Особым совещанием НКВД СССР приговорен к расстрелу по обвинению в измене Родине и шпионаже.
Награды: Св. Станислав 3 ст.(1911), 1914-1916 – мечи и бант к Св. Станиславу 3 ст., Св. Владимир 4 ст. с мечами и бантом(1915), Св. Станислав 2 ст. с мечами(1915), благодарность Круга объединенных станиц(30.06.1918), Знак отличия Военного ордена «За Великий Сибирский поход» 1 степ. № 1013 (30.08.1920).
Из той же книги М. Алексеева:
"По состоянию на 1 января 1929 г. в Харбине существовали две резидентуры: под легальным прикрытием генконсульства СССР и нелегальная резидентура.
В агентурную сеть харбинской резидентуры под прикрытием генконсульства к этому времени были включены:
— № 1701, «А. И.» — осведомитель по воинским перевозкам на КВЖД...
Под псевдонимом «А И.» проходил бывший колчаковский генерал Александр Тимофеевич Сукин, который сотрудничал с военной разведкой с 1925 г. Сукин являлся «на дороге начальником Отдела военных перевозок».
С отзывом сотрудников харбинской резидентуры под прикрытием генконсульства весь агентурный аппарат был потерян, за исключением «А И.» — Сукина.
К сотрудничеству с разведкой А. Т. Сукин был привлечен своим братом Николаем, тоже бывшим генералом, служившим в армии Колчака" (С. 356)
Сведения о дальнейшей судьбе его самого и его семьи по возвращении в СССР, а также побудительных мотивах работы на советскую разведку нашел в мемуарах известного советского археолога и искусствоведа, исследователя истории искусства и архитектуры Центральной Азии академика Галины Анатольевны Пугаченковой (1915-2007) , в студенческие годы близко знакомой с сыном А.Т. Сукина Вадимом (http://svetlana.gorshenina.free.fr/1ARCH3_pugachenkova_1.pdf). Правда она путает его отца генерала А.Т. Сукина с однофамильцем - министром иностранных дел в правительстве Колчака, а Белоярскую АЭС именует Краснотуринской. Но в остальном, я думаю, ее информация верна или близка к действительности.
В описываемый период Галина Анатольевна была студенткой архитектурного отделения строительного факультета Среднеазиатского института в Ташкенте, где учился и Вадим Александрович Сукин.
"Как-то весенним вечером 1934 года мы бродили по городу с Рафаилом Энкером, его курс был на год старше моего.
- Послушай, - сказал он, - зайдем-ка вот в этот дом, узнаем, когда возвращается Димка Сукин.
- Уф, какая неблагозвучная фамилия! А кто он такой?
- Наш студент, недавно вернулся с родителями из Китая, там учился. Его определили в нашу группу, но у него что-то с легкими. Он конькобежец. Как-то разгорячившись на катке, упал, да так, что кровь хлынула горлом. Это случилось незадолго до отъезда из Китая. Вроде бы был какой-то опасный разрыв легкого, но не туберкулез и не пневмония, ну его и отправили на лечение в Крым, к родственникам.
Мы зашли в тесную квартирку, где две женщины - старая и пожилая - бабушка и мать -радостно выложили нам последние новости:
- Лечение идет успешно, но врач советует продлить его до осени. Тогда Дима и приедет.
- Значит придется ему наверняка перейти в группу Галины, он ведь отстанет от нас более чем на полгода! - предположил Рафаил.
Это и был мой долгожданный принц.
Как-то в начале ноября, накануне празднования годовщины октябрьской революции, я заглянула в большой зал, где проходили конференции, студенческие вечера самодеятельности, партийные и комсомольские собрания. Зал был пуст, но у стены стоял натянутый на подрамник огромный холст, на котором незнакомый мне студент писал портрет Сталина. Рядом с этой махиной усатого «вождя всех времен и народов» он был невелик, но динамичен и элегантен, то и дело отступал, чтобы проверить правильность линий и общей моделировки.
- Может, покажете мне мое творение с расстояния?
- Нет, лучше я поиграю, чтобы развеселить Вас.
Я села за пианино, стоящее на сцене, играла Бетховена и Шопена.
- Еще, пожалуйста, - просил он, и я снова что-то играла из моего относительно скудного репертуара.
Так состоялось наше знакомство под звуки классической музыки на фоне портрета вождя, сыгравшего столь роковую роль в судьбе изобразившего его молодого художника и всей его семьи.
Кстати, о семье. Отец Вадима - Александр Тимофеевич Сукин, родом из оренбургского казачества, учился в том самом Петроградском кавалерийском училище, где когда-то учился М. Лермонтов и где свирепствовал утвердившийся здесь «цуг» (в наши дни «дедовщина»). По окончании учебы молодой офицер был направлен в Туркестанский край, встретил здесь, в Ташкенте, свою избранницу, тоже из военной среды. Отец Лидии Павловны был поляк, мать - из украинского дворянского рода Кантемиров. Через год после свадьбы родился Вадим (в семье его звали Димой), а еще через год грянула первая мировая война, и молодой офицер был тут же отправлен на театр военных действий. Для его юной жены это было таким потрясением, что она на какое-то время потеряла зрение. Впрочем, оно вскоре снова восстановилось, но с тех пор она не расставалась с сигаретами. За четыре года войны Александр Тимофеевич прошел путь от подполковника до генерала. Революция застала его в Екатеринбурге, где он вступил в армию Колчака, с которой затем прошел всю Сибирь, был назначен министром иностранных дел. Следом двигались жена, теща, маленький Дима. Как и большая часть этой армии и следовавших с ней русских семейств, А. Сукин перешел русско-китайскую границу и обосновался в Харбине. Профессиональный военный-кавалерист не мог найти себе применения на новой родине, а потому первый год подрабатывал как мог - например, выкладывал печи (этому обучился в детстве на казачьей станице). Затем поступил на службу в систему Китайско-восточной железной дороги (КВЖД). Когда в Китае воцарились японцы, они нередко обращались к нему за консультациями и с практическими поручениями. Между тем, в жизни Александра Тимофеевича произошел коренной, хотя внешне ничем не выраженный перелом.
Однажды с ним тайно встретился некто, близкий к Блюхеру (или, быть, может к Якиру?). Незнакомец говорил, что белое движение давно уже потерпело крах, что восстановление царского режима нереально, что Россия вступила на новый путь, но осталась Россией, и что он, А. Сукин, был и остается ее верным сыном и почему бы ему не служить этой новой России, чтобы однажды вернуться в нее со своей семьей? Этой службой могла бы быть информация о вражеских намерениях против молодого советского государства со стороны не столько деградирующей-де русской эмиграции, сколько японских империалистов, вторгшихся в Китай потомков тех японцев, которые некогда покрыли позором русскую армию в русско-японской войне... Посланец затронул самую болевую - патриотическую - струну в душе бывшего белого генерала, и тот вскоре ответил согласием.
В самых общих чертах Александр Тимофеевич посвятил в эти новые обстоятельства своей жизни обеих женщин, чтобы они были ко многому готовы («У нас постоянно, - вспоминала Нина Николаевна, бабушка, - топилась колонка в ванной, чтобы можно было срочно сжечь какой-нибудь компрометирующий документ»); косвенно знал об этом и сын. Деятельность по сбору информации впоследствии была расширена - в нее были вовлечены, в том числе, два Диминых товарища (оба постарше его) - Ваня и Лёня Глазырины. В 1932-1933 годах японцы что-то заподозрили. Положение становилось опасным. «Семье придется срочно уехать», - таково было решение центра. Под предлогом переезда на новую квартиру упаковали чемоданы, и следующей ночью все четверо были погружены в советский товарный вагон, надежно забитый снаружи.
При предварительных переговорах - куда перебазировать беглецов - Александру Тимофеевичу был предложен любой выбор - кроме Москвы и Ленинграда. Он выбрал Ташкент: с ним были связаны годы молодости, и здесь был архитектурный факультет, где бы мог продолжать свои занятия Дима, чьи таланты (прекрасно рисовал, играл на скрипке и на рояле, в совершенстве знал английский, великолепно разбирался в технике) требовали дальнейшего развития.
В те годы здесь, возле центрального сквера, располагался в двух старинных кирпичных зданиях бывших мужской и женской гимназий Среднеазиатский государственный университет (САГУ). А рядом, в недавно отстроенном в духе конструктивизма серо-бетонном здании - Среднеазиатский коммунистический университет (САКУ). В нем-то во главе военной кафедры и был поставлен бывший царский генерал и колчаковский министр иностранных дел А. Сукин, который энергично занялся ее организацией. По-видимому, была у него и другая, негласная и вне САКУ, работа консультанта по делам разведки - как я это понимаю теперь...
Заканчивали мы факультет в июне 1937 года. Дипломные проекты -у Димы великолепный театр в классическом стиле, у меня -Дворец молодежи в духе тогда еще не ошельмованного конструктивизма - были уже почти готовы. И вот однажды он пришел взволнованный - «Арестован отец». А еще через две недели его самого вызвали в НКВД. Там был жесткий (и кажется жестокий, с применением физического насилия) допрос - я никогда не видела его таким растерянным; рассказывать ему что-либо было запрещено. А когда пришла к нему домой (жили они в одноэтажном трехкомнатном домике среди других подобных, предназначавшихся для военных), то увидела, что все вещи вынесены, на них сидят мать и бабушка, уже две ночи все спят под открытым небом, а в дом вселилась долговязая девица из соответствующего ведомства, которая прежде иногда посещала Сукина-отца. Дима метался по Ташкенту в поисках квартиры. Как-то раз и я поехала с ним к одному из наших сокурсников в район Тезиковой дачи, где было расположено множество частных домов. Но тот был явно растерян и постарался нас поскорее выпроводить. В конечном счете удалось снять маленькую, полутемную комнатку в старом городе у старика-узбека за безумные деньги. А еще через пару дней ко мне зашла жена Лени Глазырина. «Дима и Лидия Павловна арестованы», - сказала она и разрыдалась, - « И Лёня с Ваней тоже»...
Вкратце о дальнейшей судьбе Вадима, о которой я узнала уже многие годы спустя. Отец его в том же 1937 году был расстрелян. Мать отправлена в лагерь, где вскоре умерла. Дима был приговорен к десяти годам лагерей, выслан на север Урала, где он надорвался на черной работе, отморозил ногу, попал в больницу. Здесь в разговоре с врачом упомянул о своей архитектурной профессии. Об этом тут же было доложено лагерному начальству, и его перевели в строительную контору, поручив подготовить проекты лагерных строений - складов, мастерских, жилых домов для персонала. Там он и «отмотал» весь свой лагерный срок. Пришло освобождение, но он все равно оставался на стройке. В ту пору началось строительство Краснотуринской атомной станции, и Вадим был одним из ее главных архитекторов. Затем переехал в Свердловск, где стал работать в архитектурной мастерской. Вскоре женился, родился сын... Пришел XX съезд, а с ним и полная реабилитация - как собственная, так и отца - на свой запрос получил свидетельство о полной его невиновности и наоборот, о больших заслугах перед советской властью... Позднее Вадиму пришло сообщение о том, что он признан почетным гражданином Краснотуринска за возведение в этом городе атомной электростанции..."
В последнем случае, вероятно, речь идет о г. Заречном, где расположена Белоярская АЭС, единственная в Свердловской области.
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума