Отправлено: 22.11.09 16:43. Заголовок: англичане в Сибири
9-й батальон (велосипедный) Хэмпширского пехотного полка (28 ноября 1918 г. выдвинулся из Владивостока) и 25-й батальон Мидллсекского пехотного полка, общей численностью 1500 чел., также прибыл в Сибирь из Владивостока. Сведения по: боевое расписание армии Великобритании на 1918-19 г.г. Дерябин пишет также и о канадцах.
В чем сомнение? Канадцы были в Сибири в качестве добровольцев. Первая партия в 680 бойцов прибыла во Владивосток в конце октября 1918 года. Находились в оперативном подчинении британцев. Об участии канадцев писали Смит и Свитенхэм, ЕМНИП еще в 1950-е годы.
Отправлено: 23.11.09 08:23. Заголовок: Конкретно по британц..
Конкретно по британцам могу добавить следующее:осенью-зимой 1918/1919 гг. На сухопутном фронте под Уфой действовал сводный отряд британской мп с крейсера "Суффолк" и "Кент" при морском орудии на ж/д составе.С весны 1919 г. они составили экипажи двух судов Камской флотилии и активно участвовали в боевых действиях.Рассказывать подробности долго,если будут конкретные вопросы-пишите,чем смогу-помогу.
Отправлено: 24.11.09 00:04. Заголовок: блин, одного из этих..
блин, одного из этих морпехов медаль на аукционе ускользнула... только кокарда досталась!( конкретный вопрос: на территории от Екатеринбурга до Иркутска какие еще части британцев, канадцев, были, кроме мной названных?Не подскажите?
Насчет Владивостока не понял,Ваше благородие,простите!При чем Владивосток?Отряд морпехов и матросов с упомянутых кораблей действовал НА САМАРО-ЗЛАТОУСТОВСКОЙ Ж/Д,а в 1919 г. -НА КАМЕ!А корабли стояли во Владивостоке и матросы из их экипажей и мп тоже поучаствовали в событиях во Владивостоке.Касательно номеров и названий частей англичан и канадцев:Вас интересуют только до Иркутска или и ДВ тоже?Канадцы базировались в основном на Владивосток.Касательно конкретных частей-на память не помню,но помочь смогу точно,по крайней мере,по частям из доминионов.Сейчас нет под рукой материалов,гляну-отпишу непременно завтра.Пока навскидку могу сказать,что мне встречалось (судя по англоязычным источникам),что были даже микроскопические подразделения австралийцев и южно-африканцев (из числа белых).Гляну-отпишу.
В 1919 году писатель Леонид Андреев, придя в ужас от зверств большевиков, написал воззвание “S.O.S.!”, в котором обратился за помощью к мировой общественности. Несколько высокопарно, по-старомодному, но выстраданно и страстно он взывал к воображаемому американцу, французу, англичанину: помогите! Но его призыв (как и вопль всей России) услышан по большому счету не был. Страны Антанты ограничились символическим пребыванием своих кораблей в ряде российских портов, доставкой некоторым белым соединениям оружия и снаряжения и моральной поддержкой белого движения. Тем более удивительна эта одиссея небольшой группы англичан, добровольно поспешивших в 1919 году на помощь к Колчаку. Воевать за нашу свободу.
Автор мемуаров — генерал-майор Королевской морской пехоты Томас Джеймсон (1880-1970), написал их в 1968 году.
Мемуары публикуются (с небольшими сокращениями) по рукописи, хранящейся у наследников автора. Редакция благодарит Ника Джеймсона (Оксфорд), внучатого племянника автора, любезно предоставившего нам текст
Публикация и перевод — Михаила Новикова. -
Эти воспоминания об экспедиции 1919 года были написаны по просьбе офицеров, моих товарищей по службе, считающих, что такой рассказ мог бы стать интересным дополнением к истории Королевской морской пехоты.
Наш небольшой отряд добровольцев принял участие в боевых действиях на Каме, притоке Волги, на расстоянии 4500 миль от базового судна — крейсера “Кент”, стоявшего во Владивостоке. Участники экспедиции надеялись дойти до Москвы.
Работая над записками, я использовал мой рапорт о боевых действиях, написанный в 1920 г. и возвращенный мне начальником штаба Королевской морской пехоты, а также дневники, вырезки из газет и различные документы; мне осталось только сложить их в связный рассказ о событиях почти пятидесятилетней давности.
Надеюсь, рассказ этот будет интересен читателю, ведь речь в нем идет о единственной в своем роде одиссее маленького подразделения морских пехотинцев и офицеров флота, которыми мне выпала честь командовать. Этим людям хочу я посвятить мой рассказ в знак признательности за безупречную службу и cтойкость во всех превратностях гражданской войны в огромной чужой стране. Военно-морская помощь адмиралу Колчаку
В течение первой половины 1918 г. крейсер “Суффолк” стоял во Владивостоке вместе с другими судами Антанты, наблюдая за постепенным распространением большевистского влияния к востоку.
Во Владивостоке высадились сухопутные силы и военные миссии Америки, Японии, Франции и иных союзных держав. Было видно, что международный интерес к этой части России продолжает быстро расти.
В начале осени 1918 г. по просьбе белого командования, испытывавшего крайнюю нехватку артиллерии, небольшое подразделение морской пехоты с одним шестидюймовым и четырьмя двенадцатифунтовыми орудиями высадилось с “Суффолка”. Орудия были установлены на бронированные платформы и отправлены на Уссурийский фронт, где шестидюймовая пушка поддерживала огнем чехов, гнавших большевиков на запад. Бронепоезд патрулировал железную дорогу между Омском и Уфой до конца ноября, когда из-за сильного мороза замерзли накатники и стрельба стала невозможной. Русские орудия с масляными компенсаторами отката замерзли в тот же день.
Поезд отвели в Омск. Люди были измучены морозами и недоеданием, и адмиралтейство приказало солдатам вернуться во Владивосток в конце марта, а офицерам остаться в Омске в качестве морской миссии для содействия адмиралу Колчаку в формировании русской речной флотилии на Каме, как только сойдет лед и начнется навигация.
Морскую миссию возглавил командор Уолф-Муррей, которому было присвоено звание капитана флота. В феврале он приехал во Владивосток с предложением установить орудия бронепоезда на судах Камской флотилии, начинавшей формироваться в Перми.
Адмиралтейство дало согласие при условии, что для расчетов найдется достаточно добровольцев из числа солдат роты морской пехоты крейсера “Кент”.
“Кент” вышел из Плимута в июне 1918 г., чтобы сменить “Суффолк” во Владивостоке, но вынужден был прервать плавание и зайти в Гонконг, так как его машины требовали серьезного ремонта. “Кент” был старым кораблем, это был его пятый выход на китайский театр морских действий.
Перед Рождеством 1918 г. “Кент” покинул Гонконг и, пройдя через Шанхай и Нагасаки, 3 января 1919 г. пришел во Владивосток. Формирование отряда
После того как капитан Уолф-Муррей посетил “Кент” и адмиралтейство дало согласие на формирование отряда, об этом было объявлено в роте, и через несколько дней началась запись добровольцев в сибирскую экспедицию. По ее окончании старший унтер-офицер доложил, что из 64 унтер-офицеров и солдат отряда записалось 63. Один находился в карцере и записаться не мог. Такое единодушие удивляло, так как 450 членов команды были мобилизованы только на время войны, а война окончилась четыре месяца назад.
Морские пехотинцы вызвались добровольцами на службу, которой предстояло быть нелегкой по ряду причин:
А. Базовое судно должно было вскоре уйти.
Б. Мы становились участниками гражданской войны, в которой прогнозы на будущее были весьма неясными.
В. Лежавшая перед нами огромная страна до сих пор пребывала в когтях сибирского мороза (35* ниже нуля) а голод, болезни и трудности общения с местным населением были лишь частью ожидавших нас испытаний.
Г. Наша база находилась во Владивостоке, а действовать, вероятнее всего, предстояло в Европейской России.
Отряд был вооружен одним шестидюймовым и четырьмя двенадцатифунтовыми орудиями и состоял из капитана морской пехоты, лейтенанта флота (помощника командира), старшего артиллериста (унтер-офицера флота), семи унтер-офицеров и 22 рядовых морской пехоты, флотского оружейного мастера, санитара, военврача из добровольческого резерва флота. Расчет шестидюймового орудия состоял из десяти человек, а расчет двенадцатифунтового — из шести, включая командира орудия. Впоследствии, учитывая дальность подноса снарядов от артпогреба к шестидюймовому орудию, его расчет был пополнен тремя русскими военнослужащими. Приготовления
Прежде всего следовало запастись зимней одеждой. В этом нам помогла канадская армия, имевшая во Владивостоке вещевые склады. Каждый член отряда получил полный комплект теплого обмундирования, включавший высокие ботинки, бриджи, свитер, куртку из толстой кожи и меховую шапку-ушанку.
Было решено, что мы возьмем двухмесячный запас консервов и часть продуктов с корабельного склада, собранных для нас всем экипажем. Надо было также позаботиться о защите от инфекционных заболеваний, свирепствовавших в стране. В холодном климате трудно было соблюдать хотя бы элементарную гигиену. Поэтому мы взяли с собой большое количество дезинфицирующих средств, их вес вдвое превышал вес нашего продовольствия. Мы быстро убедились, насколько разумной была эта предосторожность.
Затем следовало найти переводчика. Здесь нам повезло: господин Блер иеловека, работавшего у него во Владивостокской газете “Эхо”. Лейтенант Юинг служил в русском морском училище и по ночам подрабатывал в газете, публиковавшей все статьи параллельно по-русски и по-английски. Сын англичанина и итальянки, он работал в России, когда началась война. Он посчитал своим долгом вступить в британскую армию, но не прошел медицинскую комиссию из-за плохого зрения. Тогда он решил служить у русских, по протекции царицы был зачислен вольноопределяющимся в Гвардейский флотский экипаж и вскоре произведен в офицеры. Он бегло говорил на нескольких языках. Адмиралтейство приняло его на службу в качестве переводчика со званием, окладом и льготами лейтенанта флота. Он был во всех отношениях неоценимым сотрудником на протяжении всей нашей экспедиции. По возвращении во Владивосток я устроил ему назначение в штаб генерала Нокса, однако позже господин Блер написал мне, что он попал в плен к большевикам в Нижнеудинске в феврале 1920 года. Боюсь, они не колеблясь лишили его жизни. Дорога на запад
Наш отряд выехал из Владивостока экспрессом в 10 часов вечера 6 апреля 1919 года. Мы ехали с комфортом в спальных вагонах и питались в вагоне-ресторане.
Дорога была одноколейной, поезда шли в двух направлениях, часто останавливаясь на разъездах. Почти каждый день мы узнавали о новых действиях большевиков. Пока мы были в пути, конные отряды красных дважды пускали поезда под откос, недалеко от Харбина мы сами увидели разбитый поезд под насыпью. После этого примерно за милю впереди нашего поезда всегда шел паровоз с платформой, груженой запасными рельсами.
Мы быстро поняли, что в первом классе ехало много евреев, везших контрабандные товары в Омск, где их можно было продать с баснословной прибылью. Занятно было видеть, как их попутчицы толстели перед станциями, где вещи пассажиров обыскивали. Каждая надевала под шубу несколько шелковых платьев и оставалась в них до конца обыска. На одной станции мы видели трупы нескольких красных, повешенных на телеграфных столбах. С ними был повешен местный староста, уличенный в том, что помогал красным пускать поезда под откос.
Все увиденное напугало наших попутчиков, и, поскольку наш отряд был единственной наличной вооруженной силой, нас попросили обеспечить охрану поезда. Я согласился и взял на себя роль коменданта.
Была установлена система постов, в дополнение к которой все здоровые мужчины из числа пассажиров обязаны были по очереди выходить в патрули по обе стороны поезда в темное время суток. Чита — Иркутск
Мы доехали до Читы. Станция напоминала растревоженный улей. Проверка паспортов и досмотр вещей проводились под вооруженной охраной. На выездах со станции стояли пулеметы.
Чита была контрольным пунктом на выезде из Забайкалья. Здесь находился штаб знаменитого казачьего атамана Семенова.
Семенов поднял знамя контрреволюции, быстро собрал примерно 750 человек и с ними обратил в бегство красные части, действовавшие вдоль магистрали.
Это принесло ему поддержку союзников. В феврале 1918 г. британское правительство дало ему 10 тыс. фунтов стерлингов и пообещало выплачивать такую же сумму каждый месяц впредь до дальнейшего уведомления. Французы сделали то же самое, а японцы прислали ему оружие и “добровольцев”, которые прибыли в полном обмундировании и составили цвет семеновской пехоты.
На вокзале в Чите сбиры Семенова придирчиво проверяли паспорта у всех проезжающих и взимали пошлины. Мы как представители союзных войск, пользовались неприкосновенностью, однако нам пришлось войти в контакт с властями, чтобы помочь русскому офицеру, задержанному ими. Офицера звали Федотов-Уайт, до приезда во Владивосток он служил в британских военно-морских силах. Случившееся тогда и его последующая служба в Камской речной флотилии описаны им в книге “Выживший в русской войне и революции”, опубликованной в Америке в 1939 году.
Он ехал в нашем поезде из Владивостока с намерением вступить в Омске в колчаковскую армию, но по прибытии в Читу разговорился в поезде с офицером забайкальских казаков, и тот заподозрил в нем большевика и донес о своих подозрениях коменданту станции. В своей книге Федотов-Уайт пишет, что встретил “британского офицера со взводом легкой морской пехоты, представлявших в поезде вооруженные силы союзников”, и выражает благодарность англичанам за их вмешательство. Федотов-Уайт посвящает две главы своей книги описанию путешествия до Омска и своего последующего назначения в штаб командующего Камской речной флотилией адмирала Смирнова.
Но вернемся к нашему путешествию. Мы увидели озеро Байкал. Железнодорожный путь в объезд длиной примерно в 150 миль шел вдоль южного берега. Интересно отметить также, что к востоку от Байкала Транссибирская магистраль построена без туннелей, очевидно из экономии, и следует рельефу местности. Медленно, с трудом наш поезд добирался до конца подъема и начинал спускаться, изгибаясь по склону, так что в окно можно было видеть другой конец поезда, движущийся почти параллельно в противоположном направлении.
Однообразие путешествия прерывалось прибытием на станции. Сюда сходились местные жители, ставили столы с продуктами на продажу, пели и плясали под гармони и балалайки, развлекая своих и проезжих.
14 апреля наш поезд прибыл в Иркутск. Этот город был оплотом большевиков, пока их после жестоких боев не разбили чехи. Красные в Иркутске беспощадно расправлялись с каждым заподозренным в сотрудничестве с белыми. Об их зверствах свидетельствовали фотографии, выставленные в людных местах.
Большой, с высокой крышей вокзал был битком набит людской массой, ожидавшей возможности уехать на восток. Многие из этих людей просидели здесь большую часть зимы, и, хотя вокзал защищал от сурового климата, смертность от тифа была очень высокой.
16 апреля мы прибыли в Омск, где располагались Колчак и правительство Сибири.
Нас встречали капитан Уолф-Муррей и два других офицера, составлявшие британскую военно-морскую миссию. Они жили в железнодорожном вагоне, который позже прицепили к поезду, доставившему нас в Пермь. Омск — Екатеринбург — Пермь
Столица Сибири — большой город с тремя соборами. Он был перенаселен и страдал от лишений гражданской войны. Канализация замерзла, в городе свирепствовал тиф и другие заболевания.*
Главная железнодорожная станция состояла из вокзала и двенадцати путей. По двум путям на запад и восток проходили поезда. Остальные были забиты вагонами всех видов, в основном теплушками (вагонами для скота), наполненными до отказа. В некоторых жили солдаты, но большинство занимали целые гражданские семьи, и было видно, что они прожили здесь всю зиму. Трудно описать вонь и грязь, царившие здесь, но нужно дать читателю представление о том, как выглядели эти вагоны.
Расстояние между путями равнялось примерно 12 футам. Обитатели вагонов не снабжались водой, уборной служила дыра в полу, пищу готовили на маленькой печке в центре вагона. Трудно было представить, что здесь произойдет с наступлением весенней оттепели.
Мы были рады покинуть Омск 26 апреля и продолжить наш путь в Пермь, лежащую примерно в тысяче миль к западу, за Уральским хребтом. Магистраль проходила через Екатеринбург, где некоторые из нас имели возможность посетить оперу. Это было приятной передышкой.
По дороге на вокзал мы прошли мимо дома, где 16 июля 1918 г. была варварски убита императорская семья. Дом был окружен двойной оградой из толстых и высоких кольев, полностью скрывавшей его от взглядов с улицы.
28 апреля мы прибыли в Пермь, большой город на Каме. Пермь была отбита у красных чехами генерала Гайды, но крестьянство успело испытать непрекращавшиеся зверства большевистского режима. Тела замученных спускали в прорубь, мы видели их после того, как наступила оттепель.
В первую ночь после приезда в Пермь нас неожиданно разбудил громовой рев. Это ломался на реке лед, в толщину достигавший трех футов. Погода стала заметно теплее, и лед за два дня весь сошел вниз по реке.
Я явился в штаб Камской речной флотилии, где встретил адмирала Смирнова и нескольких штабных офицеров. Они занимались превращением речных буксиров и барж в боевые корабли.
Мне сказали, что нам будет выделен камский буксир, а также баржа, на которой мы должны установить шестидюймовое орудие. Оба судна предполагалось подвести к железнодорожной ветке, чтобы облегчить перегрузку с платформ на корабли.
Камская речная флотилия
Камская речная флотилия должна была состоять из трех боевых дивизионов. 1-й и 3-й дивизионы вооружались в Перми, а 2-й дивизион — в Уфе, на одном из притоков Камы, в 300 милях южнее. В состав каждого входили шесть боевых судов, несущих орудия калибром 3 или 4,7 дюйма и четыре пулемета, одно судно с зенитными орудиями, баржа с одним или двумя 6-дюймовыми орудиями, минные заградители и вспомогательные буксиры. Помимо этого, каждый дивизион имел свою плавбазу, ремонтное судно, топливные баржи, аэростаты наблюдения, склады боеприпасов и иные склады. Подготовка всех этих кораблей к бою была нелегким делом из-за нехватки материалов, и приходилось проявлять немалую изобретательность во всем, особенно когда полевые орудия надо было превратить в корабельные.
Именно в эти дни я познакомился с капитаном 2-го ранга Вадимом Макаровым. Его отец, адмирал, был главнокомандующим русским флотом в русско-японской войне, а сам он прекрасно говорил по-английски, блестяще командовал эсминцем в совместных с британским флотом операциях и был удостоен "Креста за отличную службу". В 1964 г. "Таймс" сообщил о его кончине в Нью-Йорке.
Штаб направил к нам еще одного переводчика, Михаила Гольфина, служившего ранее на оружейном заводе. До этого он воевал в казачьих частях, получил три Георгиевских креста. Он и лейтенант Юинг были для нас не только переводчиками, но и бесценными помощниками в повседневной жизни.
Кроме баржи, нам выделили быстроходный буксир, ходивший на мазуте или дровах. Оба судна были зачислены в 3-й дивизион, которым командовал капитан 1-го ранга Федосьев.
Мы назвали буксир "Кент", а баржу — "Суффолк" в честь родных кораблей, оставшихся во Владивостоке. "Кент" имел 170 футов в длину и 40 футов в ширину, считая восьмифутовые гребные колеса. Баржа, у которой был свой буксир, была столь велика, что на ее фотографии шестидюймовое орудие выглядит небольшой точкой. Оба судна стояли недалеко от Мотовилихинского завода, который раньше строил и ремонтировал паровозы, а теперь занимался установкой артиллерии на речные суда.
Пока что лишь палубы наших кораблей были усилены подпорками, и предстояло сделать многое для того, чтобы мы могли пойти в бой. Двенадцатифунтовые орудия не имели опорных тумб, снятых перед установкой на платформы. Тумбы остались где-то в Сибири, а без них наводчики могли вести огонь, только стоя на коленях. Таким образом, к достройке на "Кенте" носовой и кормовой платформ добавлялась необходимость изготовить цоколь для каждого орудия и закрепить его. После долгих споров Макаров и главный инженер капитан 2-го ранга Берг решили сделать на заводе деревянные тумбы. Каждая состояла из пяти дисков толщиной 5 дюймов и диаметром 2 фута, положенных один на другой и составлявших таким образом подставку высотой 25 дюймов. Эта работа была выполнена в замечательно короткий срок, но при установке на тумбы орудийных лафетов со стволами возникли новые серьезные затруднения. Дело в том, что русские рабочие, уложив диск, притягивали его к предыдущему толстыми винтами, расположенными произвольно. Лафет же крепился к тумбе посредством 13 болтов, отверстия под эти болты шли по краю его основания. При нашей конструкции необходимо было найти болты длиной более четырех футов и прогнать каждый из них сквозь тумбу, три бруса настила платформы, палубу и стальную пластину под ней, подложенную для упора гаек при зажиме. Болты докрасна раскалили в кузнечных горнах и кувалдами вогнали в тумбы.
Полученные таким образом отверстия были, однако, несколько шире болтов по диаметру. С местных складов доставили несколько бочек смолы. Смолу разогрели и залили в отверстия.
В то время как мы занимались креплением двенадцатифунтовок, работа по перестановке шестидюймового орудия с железнодорожной платформы на баржу шла своим чередом. Здесь тоже не обошлось без трудностей. Не последней из них было отсутствие крана, достаточно мощного, чтобы поднять семитонный ствол и примерно такого же веса лафет. Из-за паводка вода в реке каждый день поднималась на фут, грозя затопить подъездные пути, поэтому ничего не оставалось, кроме как тащить пушку волоком. Эту тяжелую ручную работу делали в основном женщины, так как все мужчины призывного возраста служили в Сибирской армии Колчака.
Одновременно с вооружением на кораблях производились и другие работы. На "Кенте" были изготовлены и установлены две мачты. Для этого к судну по воде подогнали сосновые стволы, и русские плотники, используя в работе очень мало инструментов, в основном тесла (узкое лезвие, перпендикулярно, как мотыга или кирка, насаженное на ручку), быстро соорудили мачты, по качеству не хуже, чем в наших доках. Каждая была установлена между двух стоек и закреплена двумя шкворнями. Вытащив нижний шкворень, можно было положить мачту на палубу для прохода под низким или разрушенным мостом.
Надо было расширить кубрики (команда удвоилась по сравнению с прежней), подготовить кладовые, артпогреба и многое другое. Предстояло также установить броневые плиты для защиты орудийных платформ и колесных кожухов. Кроме того, русские могли дать нам пулеметы "Виккерс", но без станков, а значит, снова пришлось проявлять изобретательность. Мы прибили к палубе вагонные буфера стержнями вверх, а к стержням приварили верхние части пулеметных треног. Самодельная конструкция оказалась очень удачной и даже позволяла вести огонь на больших углах возвышения, чем с треноги. Это качество пригодилось нам позже в бою у Сарапула.
Много торговых судов одновременно и ускоренно переоснащались в боевые. Разумеется, это вызвало большую потребность в квалифицированной рабочей силе, и нашему отряду пришлось взять на себя значительную часть работы. Все дружно взялись за дело, и в поразительно короткий срок "Кент" был готов выйти вниз по течению в качестве полноценной боевой единицы Камской речной флотилии. Четыре корабля первого дивизиона, закончившие переоборудование раньше нас, уже ушли из Перми, поэтому "Кент" получил приказ на время войти в состав первого дивизиона.
Запись в моем дневнике от 4 мая 1919 г. указывает, что работа началась в 6.00. Было закончено крепление орудий, установлены броневые плиты вокруг орудийных платформ и колесных кожухов. По указанию главного инженера мы пришвартовались к стенке и сыграли аврал, чтобы принять на борт 400 пудов мазута. Рукав удалось подсоединить не сразу, и было уже 10.30, когда в баки пошел мазут. Затем мы провели испытательные стрельбы. Результат их был удовлетворительным, однако под одним из орудий проседал помост. Инженер-конструктор и его рабочие быстро устранили этот недостаток.
В 14.00 отбыла морская миссия. Мы загрузили в артпогреба по 150 снарядов на орудие, договорились, что другое судно, "Страшный", возьмет наши орудийные щиты, которые мы установим позже, и затем проследовали на завод для получения продовольствия. Ведя на буксире "Страшный", в 1.15 мы пошли вниз по течению, завершив долгий и утомительный день. Бои на Каме
После семи дней почти непрерывных приготовлений мы получили распоряжение спуститься вниз по реке, взяв на борт нескольких русских рабочих. Они должны были на ходу установить орудийные щиты и устранить остававшиеся недоделки.
Все в России казалось нам огромным. Река, вздувшаяся от паводка, иногда достигала двух миль в ширину, мосты были громадны, а баржи столь велики, что длина одного только румпеля была 30-40 футов. Многочисленные мели делали русло небезопасным даже при нашей осадке в 4 фута 6 дюймов, но, к счастью, наш капитан хорошо знал Каму.
9 мая мы прошли мимо Сарапула, большого города, расположенного примерно в 300 милях от Перми, и на следующий день прибыли в Елабугу. Отсалютовав флагману, мы пришвартовались к плавбазе первого дивизиона "Наталья".
Я явился к адмиралу Смирнову. Он информировал меня о ходе боев и расположении войск, с которыми нам предстояло взаимодействовать.
Адмирал Смирнов долгое время служил в британском флоте, был награжден крестом Свв. Михаила и Георгия, в совершенстве говорил по-английски. До революции он был начальником штаба у Колчака, когда тот командовал Черноморским флотом. Став верховным правителем и командующим Сибирским фронтом, Колчак назначил адмирала Смирнова морским министром в омском правительстве.
Боевые задачи, стоявшие перед нами, были следующими:
А. Поддерживать огнем армейские соединения, ведущие бои в прибрежной зоне и прикрывать переправляющиеся через реку части.
Б. Атаковать и уничтожать корабли красных.
"Суффолк" завершил монтаж шестидюймового орудия до нашего выхода из Перми, но во время испытательных стрельб у него обнаружились задержки при возврате из-за неисправных пружин. Поломка произошла еще зимой, при стрельбе с замерзшим накатником, однако не была замечена вплоть до испытаний в Перми. Попытки усилить пружины за счет подкладки шайб дали некоторый результат, но возврат продолжал оставаться очень медленным. Мы запросили новые пружины из Владивостока, а пока "Суффолк" двинулся вниз по реке и 14 мая пришел в Елабугу, где был встречен налетом двух большевистских гидропланов. Две или три бомбы упали недалеко от "Суффолка", не нанеся ему вреда. Суда флотилии открыли огонь по второму гидроплану, он снизился, приводнился рядом с базой и сдался. Тем временем вернулся первый, был нами обстрелян и тоже приводнился и сдался. Ни один самолет не имел повреждений, и, хотя показания летчиков расходились, удалось доказать, что первый гидроплан совершил вынужденную посадку из-за неисправности в моторе, а экипаж второго, увидев первый внизу, принял нашу базу за свою. Пилоты были моряками, то есть считались самыми ревностными из большевиков и подлежали немедленному расстрелу.
В этот же день флотилия красных впервые появилась у впадения Вятки в Каму и и открыла огонь по сторожевому кораблю третьего дивизиона "Гремящий", который ответил из своих трехдюймовых орудий. Сразу же стало очевидно, что большевики намного превосходили "Гремящий" в дальности стрельбы, и вскоре прямым попаданием в котельное отделение он был выведен из строя.
Шесть судов нашей флотилии вышли вниз по течению из Котловки и вступили в бой. Наше положение было невыгодным, так как большевики поставили свои батареи на высоком берегу, господствующем над местом впадения Вятки в Каму. Кроме того, как сказано выше, дальнобойность орудий противника превышала нашу — нередко более чем вдвое.
Позиция красных была выбрана удачно: против солнца, в тени берега. Нам это затрудняло наводку, а мы представляли для них прекрасную мишень.
Следуя за флагманом третьего дивизиона, "Кент" пошел на сближение с противником, однако, не имея дальномеров и полагаясь лишь на доклады корректировщиков, мы не могли накрыть цель. Вражеские снаряды ложились не только вокруг наших кораблей, они долетали до плавбазы и деревни Котловки. Река в этом месте казалась широкой, но затопленные берега и прибрежные мели не позволяли рассредоточиться и заставляли держаться фарватера. Поэтому флотилии было приказано повернуть назад. В это время подошел "Суффолк" и из своего шестидюймового орудия подавил батарею, укрытую за церковью в деревне Сальковке. Затем он перенес огонь на корабли красных и заставил их уйти вниз по течению.
Части Сибирской армии, сражавшиеся к югу от Камы, отходили теперь на восток. Из-за половодья было очень трудно поддерживать с ними связь. Большевики после двух неудачных попыток форсировали Вятку и вынудили Сибирскую армию оставить северный берег. Вследствие этого флотилии был дан приказ вернуться в Елабугу. Уровень воды в реке начал быстро падать, и маневрировать приходилось с большой осторожностью, особенно в ночное время.
17 мая "Кент" оказал помощь одному из судов флотилии, севшему на мель в среднем течении. Пришлось выгрузить с него уголь, боеприпасы и много чего еще, прежде чем удалось его снять.
"Кент" получил приказ войти в реку Белую, впадавшую в Каму с юга примерно в пяти милях выше по течению. 23 мая вся флотилия, пополнив запасы горючего, возвратилась в Елабугу. Переход приказано было совершить после наступления темноты (23.00), так как южный берег был занят большевиками и в случае обнаружения нам пришлось бы туго.
Приняв все меры по обеспечению скрытности, мы полным ходом вышли на Елабугу и прибыли туда без происшествий 24 мая в 3.40. Позже мы узнали, что переброска флотилии на Белую была обманным маневром, задуманным, чтобы заставить противника отказаться от наступательных действий в этом секторе. Наше возвращение на Каму осталось неизвестным большевикам.
Разведка сообщила, что около полудня флотилия красных вышла вверх по течению для поддержки своих частей, наступающих на Елабугу вдоль северного берега Камы. В 13.00 наше судно, стоявшее в сторожевом охранении, доложило об их подходе. В 13.30 флотилия подняла якорь, и первый дивизион, за ним третий дивизион и "Суффолк", всего семь кораблей и одна баржа, полным ходом пошли навстречу врагу. "Кент" шел в кильватерном строю третьим. Противник занял выгодную позицию на фоне темного берега (его суда были выкрашены в темно-серый цвет) в восьми верстах от Елабуги и начал обстрел нашей базы. Флотилия, не теряя ни минуты, шла на сближение, и уже с дистанции 8100 ярдов "Кент" открыл огонь по головному судну красных. Наши снаряды, в отличие от русских, были начинены лиддитом, и по характерному желтому цвету их разрывов мы могли корректировать стрельбу. Первые снаряды упали с недолетом, но по мере продвижения дистанция сокращалась, и противник оказался в зоне нашей досягаемости. Мы наводили по вспышкам орудий, и через некоторое время "Терек", его головной корабль, загорелся и выбросился на берег.
У красных было 11 судов. Потеряв лидера, оставшиеся начали разворачиваться и уходить вниз по течению. Укрывшись за косой у поворота реки, "Кент" перенес огонь на второй в строю корабль, вначале одним кормовым орудием, стрелявшим поверх косы, затем из обоих носовых. С расстояния 4700 ярдов мы по разрывам лиддита могли наблюдать несколько прямых попаданий. Этот корабль, "Русалка", был флагманом красных, и вскоре он тоже вынужден был направиться к берегу с течью и сильным пожаром на борту. Команда выбралась на берег, их белые спасательные пояса были превосходной мишенью для наших пулеметов.
Сила и темп нашего огня привели большевиков в замешательство. Будь наша скорость выше, мы могли бы воспользоваться этим, начать преследование и обратить их в беспорядочное бегство.
Второй в нашем строю корабль пришвартовался к "Русалке", чтобы попытаться потушить пожар и удержать ее на плаву, а флагман третьего дивизиона и следовавший за ним "Кент" пошли вслед за противником. Его флотилия уже скрылась за поворотом, кроме одного катера, который был для нас легкой целью и затонул у южного берега. Его команде удалось спастись вплавь.
Капитан Федосьев на "Гордом" и "Кент" продолжили движение вниз по течению, но уже за поворотом "Гордого" встретил сильный огонь. Прямым попаданием были выведены из строя оба носовых орудия и поврежден мостик. "Гордый" повернул назад, семафором приказав "Кенту" отходить в арьергарде. "Кент" прошел за кормой "Гордого" и, разлив по воде мазут, поставил дымовую завесу, а затем открыл огонь шрапнелью по противнику, скрытому высоким мысом. Большевики не пытались преследовать нас.
"Суффолк" занял позицию в пяти верстах ниже Елабуги. Его мощное орудие оказывало действенную поддержку флотилии на всем продолжении боя. За это время он выпустил 42 снаряда, "Кент" — 288. Ни тот ни другой не получили прямых попаданий и имели только незначительные повреждения от осколков.
В последующие дни "Кент" и "Суффолк" участвовали в боях как с сухопутными силами противника, в основном на северном берегу, так и с его флотилией, когда она была в пределах досягаемости наших орудий. Эти столкновения обычно были случайными, так как у нас не было достоверных данных о противнике, а без них трудно было издалека отличить своих от чужих. Чувствовалось, что белая армия не имела единого сильного командования. Неудивительно поэтому, что неграмотные сибирские крестьяне, мобилизованные силой, плохо обученные и лишенные надежных командиров, не особенно хотели воевать. Обмундирование и питание их были просто нищенскими, и, когда пропаганда большевиков обещала оплату серебром, хорошие пайки и награды за успехи в боях, многие солдаты переходили на сторону врага, иногда целыми ротами.
29 мая адмирал Смирнов поднял свой флаг на "Кенте", и мы вышли вниз по течению к месту, где под прикрытием первого дивизиона выставлялись минные заграждения.
Разведка донесла, что сухопутные силы противника, наступая по южному берегу, продвинулись до впадения Белой в Каму и пытались захватить или уничтожить стоявшие там наши баржи. Одна из них, с большим грузом мазута, была оставлена на якоре ушедшим буксиром. "Грозный", единственный корабль, имевшийся в тот момент в распоряжении третьего дивизиона, поднялся по течению до устья Белой и в 19.00 приблизился к барже. Красные с берега открыли ураганный ружейно-пулеметный огонь, но "Грозному" удалось задним ходом подойти к барже и завести трос на ее якорную цепь, а затем, дав малый вперед, тросом выбрать якорь и повести баржу за собой. В этой операции "Грозный" понес потери, в частности был убит его артиллерийский офицер.
Было принято решение перевести суда на позицию к северу от Белой. Вскоре после наступления темноты колонна с "Кентом" во главе добралась до устья Белой, где горели четыре большие баржи. В свете пожара противник попытался задержать флотилию, ведя интенсивный огонь из прибрежных строений и с единственной уцелевшей баржи. "Кент" прикрывал проход судов своими орудиями и пулеметами. Противник стрелял со слишком высоким прицелом, потерь у нас не было, только в мачты и трубу попало несколько пуль, подтвердив тем самым хорошо известную истину о безрезультатности прицельного огня из стрелкового оружия в темноте.
"Суффолк" в это время вел огонь с позиции недалеко от устья Белой и, как подтвердил впоследствии штаб армии, уничтожил по меньшей мере одну батарею. Кроме того, его огонь по поселку Дерябинскому заставил большевиков покинуть укрепления на высоком берегу реки незадолго до прохода флотилии.
Шестидюймовое орудие "Суффолка" продолжало доставлять его расчету немало забот. После каждого выстрела приходилось ускорять накат, руками толкая ствол. Чтобы увеличить сжатие пружин, было предложено изготовить и установить новые заглушки накатника. Поэтому "Суффолк" направился в Сарапул, где находились плавучие мастерские флотилии.
Сарапул, расположенный более чем в 50 милях выше устья Белой, был городом, большая часть которого лежала на правом берегу реки и соединялась с другой частью длинным, стоявшим на четырех опорах мостом. Здесь находились несколько трехпалубных пассажирских пароходов, в них помещались штаб, госпиталь и ремонтные мастерские. Кроме того, в Сарапуле стояли баржи, использовавшиеся для перевозки горючего и переправы войск.
Корабли снабжались продовольствием и горючим по мере необходимости и возможности сделать это в боевой обстановке. Рацион наш состоял в основном из черного хлеба, мяса и картофеля. Хлеб выдавали большими, до восемнадцати дюймов в поперечнике, караваями. Мясо, часто медвежатина, было в бочках, засоленное и переложенное льдом еще с зимы. Разнообразием нас не баловали, разве что хлеб нередко был горьким или заплесневелым, а мясо не всегда съедобным из-за плохого качества бочек.
Любопытно вспомнить, как однажды мой вестовой, отправившись в деревню в надежде раздобыть яиц, принес небольшой мешочек белой муки, который ему удалось выменять за мыло, — роскошь, много месяцев не виданную в здешних местах. Вернувшись на корабль, он решил испечь для нас белый хлеб, но, подумав, отказался от этой идеи, так как у него не было дрожжей. Вестовой, однако, не сдался и уже на следующий день подал к столу белый каравай. В ответ на восторженные расспросы он объяснил, что использовал вместо дрожжей зеленоватую серединку мякиша нашего солдатского хлеба. В жизни не ел я белого хлеба вкуснее!
В машинах "Кента" обнаружились неисправности. После осмотра и нескольких проб было решено, что нужен ремонт с заменой нескольких частей. Новые детали должны были изготовить для нас в плавучих мастерских.
Так "Кент" и "Суффолк" одновременно оказались в Сарапуле, придя туда с интервалом в день. Наш корабль был готов уже через 48 часов. При ходовых испытаниях машины работали безотказно, а максимальная скорость "Кента" даже увеличилась до 11 узлов против течения и 15-ти — по течению.
"Кент" получил приказ присоединиться к флотилии, стоявшей у Николо-Березовки, в 25 милях ниже по течению. Мы вышли из Сарапула 2 июня в 16.30 и прибыли туда в 21.00.
Пройдя под Сарапульским мостом, мы заметили батарею полевой артиллерии, окапывавшуюся на огневой позиции примерно в двух милях от города. Пушки были направлены в сторону Сарапула. Трудно было поверить, что вражеские орудия стоят так близко у города, где еще недавно располагались штаб белой армии и командование водных сил. По прибытии я немедленно доложил о замеченном адмиралу Смирнову. Он ответил, что несколько минут назад получил радиограмму (его корабль был единственным, имевшим радио) о начале штурма Сарапула большевиками. Командиры кораблей собрались на совещание и решили послать два самых быстроходных судна, "Грозный" (капитан Федосьев) и "Кент", к мосту для удержания его до прохода флотилии в Сарапул.
Эта ситуация — типичный пример того, насколько нам не хватало достоверной информации и в каких трудных положениях мы оказывались из-за этого.
"Грозный" и "Кент" подошли к мосту в 3.25 и с облегчением увидели, что один его пролет еще был пригоден для прохода судов. Остальные были уже разрушены.
Вставало солнце, на берегу было тихо, только изредка можно было наблюдать небольшие передвижения войск. Мы сочли разумным не начинать бой и продолжать вести наблюдение до подхода основных сил флотилии.
Перечитывая мой дневник, я нашел запись: "В 5.35 флотилия с баржами на буксире показалась из-за поворота. Первый дивизион сразу же вступил в бой с артиллерией противника на правом берегу".
В 5.50 "Грозный" и "Кент" стали во главе флотилии, и все корабли дали полный вперед. Артиллерия противника открыла заградительный огонь, перенося его выше по течению по мере продвижения флотилии. Мне трудно было давать целеуказание, поэтому каждый расчет стрелял самостоятельно как по строениям, так и по живой силе противника на берегу. Наши пушки вели беглый огонь разрывными снарядами, практически в упор и прежде всего по целям у среза воды.
Я указал наводчику на полевое орудие, стрелявшее сквозь дверной проем из домика у реки, и вскоре крыша домика и обломки стен взлетели в воздух от разрыва снаряда. Капитан Федосьев, говоря о "Кенте", заметил позже: "Они стреляли из пушек, как из револьверов. Поразительное зрелище".
Флотилии понадобился примерно час, чтобы пройти мимо города. У красных было немного орудий, но, проходя под их фланговым огнем на сравнительно длинном участке реки, мы могли понести тяжелые потери. Однако у нас был потоплен только один корабль, "Страшный", шедший в строю сразу вслед за "Кентом". Мы повернули назад, чтобы выловить из воды уцелевших членов команды, но им уже помог следующий в строю корабль. Несколько снарядов легли в непосредственной близости от "Кента", один разорвался у левого борта и повредил гребное колесо. Поломка была быстро устранена и не задержала нас надолго. Еще один снаряд разорвался перед носовой платформой как раз в тот момент, когда один из орудийных номеров поднимался на нее с ящиком снарядов из артпогреба. Его лицо было в крови, и я подумал, что он был ранен осколком, но на самом деле его лишь оцарапало направленными вверх головками снарядов, когда ящик подбросила взрывная волна. Это был единственный наш раненый.
Мы были довольны этим боем, в котором, несмотря на слабую подготовку и неопытность белых, большевики действовали неумело и упустили блестящую возможность уничтожить нашу флотилию. Нам повезло, что они совершенно не стреляли по единственному открытому пролету моста, хотя их орудия стояли от него на расстоянии прямой наводки.
Подход красных и взятие города показали, как немного стоили разведка белых и их размещенные в Сарапуле боевые части и армейские штабы. Штурм грянул, как гром с ясного неба, и вызвал паническое бегство защитников, в том числе кораблей базы флотилии. Приведу отрывок из дневника флаг-сержанта Тейлора, который служил на "Суффолке" старшим унтер-офицером и в то утро сошел на берег выгулять корабельного пса. Он увидел "войска белых в полном беспорядке, а их вооружение в самом плачевном состоянии. Солдаты в чем-то едва похожем на военную форму были совершенно не готовы к бою. По улицам метались перепуганные обыватели, в городе царила дикая суматоха".
Все речные корабли либо уже ушли, либо готовились к отходу. Ушел и "Суффолк", оставив буксир, чтобы забрать Тейлора. С буксира дали сигнал к возвращению — четыре винтовочных выстрела, однако за общим шумом флаг-сержант не услышал их. Буксир отчалил, но капитан заметил Тейлора на берегу и послал за ним лодку. Далее Тейлор пишет: "Как только лодка подошла к берегу, в нее со всех сторон полезли обезумевшие от страха солдаты и почти потопили ее". Положение было серьезным, и Тейлор, вынув револьвер, должен был объяснить этому сброду, чем грозит чрезмерная перегрузка. Он продолжает: "Дальше было еще хуже. Уже в лодке я обнаружил, что пес остался на берегу. Я скомандовал поворачивать назад, и тогда поднялся настоящий скандал. Мне это надоело, и я сказал, что перестреляю их всех к чертям, если они не заткнутся. Право, я готов был это сделать! К этому времени красные уже были в городе и спускались по главной улице к реке. Я пошел за собакой, это и вовсе была потеха. Псу захотелось порезвиться, и, когда я приблизился, он стал удирать. Люди в лодке снова подняли крик, но они уже знали, что я никуда не уйду без моего пса, и помогли мне поймать его. Мы убрались как раз вовремя. Когда мы отталкивались от берега, первые шеренги кавалерии красных были чертовски близко". В это время одно из наших судов открыло орудийный огонь, задержавший красных, и флаг-сержант Тейлор смог вернуться к своим товарищам.
База флотилии расположилась в Галовой. Здесь была конечная станция железной дороги, шедшей от Воткинских заводов, рабочие которых были настроены очень антибольшевистски. В 1918 г., когда их окружили красные, они защищали свое добро оружием собственного производства и были вынуждены сдать завод только после долгой и изнурительной осады. В наказание большевики расстреляли на месте несколько тысяч рабочих. В 1919 г. эти зверства повторились в еще большем масштабе.
Флотилия в эти дни действовала между Галянами и Галовой, обеспечивая огневую поддержку армии, и "Суффолк", чье орудие после ремонта доставляло расчету меньше хлопот, постоянно был в деле. Галяна несколько раз переходила из рук в руки и 7 июня была наконец сдана большевикам. С 7 по10 июня "Кент" и "Саффлок" обстреливали пехоту и полевые батареи противника. Эти операции неизменно разочаровывали нас, так как армейские части редко использовали результаты нашего огня. Упадок их боевого духа был очевидным.
8 июня орудие "Суффолка" заставило большевиков отступить в небольшой лесок. Когда они появились на опушке с другой стороны леса, несколько наших кораблей открыли по ним огонь бризантными гранатами и шрапнелью, нанеся значительные потери. Начало отступления белых
Уровень воды в реке упал до нормального, и суда нашей базы, имевшие большую осадку, вернулись в Пермь. Большевики поступили так же, их корабли больше не угрожали нам, и нас в основном использовали для прикрытия переправ, по которым непрерывно отходили за реку войска и обозы. С каждым днем красные становились все сильнее и увереннее в себе. Сибирская армия отступала почти ежедневно. Дисциплина явно падала, большую часть раненых составляли самострелы, дезертирство участилось, временами становясь повальным. Солдаты бежали из окопов еще до атаки противника. Большевики быстро приближались к хлебным районам Урала, захват которых был целью их наступления в то лето. Урожай впервые за много лет был хорошим и как раз поспел, когда попал в руки красных.
Стояла сильная жара, было много комаров, хоть и не малярийных, но очень беспокоивших нас. Пища оставалась все такой же недоброкачественной, однако, несмотря на это, все наши люди были здоровы.
Примерно в это же время шел оживленный обмен рапортами и телеграммами между адмиралом Колчаком, адмиралом Смирновым, британским верховным комиссаром генералом Ноксом, главой британской военной миссии и командующим эскадрой во Владивостоке. В посланиях сообщалось о боях на Каме, в частности говорилось о роли "Кента" и "Суффолка" и выражалась благодарность им за помощь белым войскам в боях.
Адмирал Колчак подписал приказ о награждении ряда наших военнослужащих орденами Св. Владимира и Св. Анны и Георгиевскими крестами. Однако несколько дней спустя сэр Чарльз Элиот сообщил верховному правителю об инструкциях, полученных из Лондона: правительство Великобритании не могло далее признавать омское правительство и отзывало свои войска из Сибири.
Когда адмирал Колчак сообщил верховному комиссару о наградах, сэр Чарльз заявил, что они не могут быть приняты.
Русские ордена стали бы для их кавалеров драгоценной памятью об экспедиции, и эта мера очень огорчила нас, особенно когда мы узнали, что на Северном и Южном фронтах русские награды британским военнослужащим были вручены.
В соответствии с посланием верховного комиссара адмиралу Колчаку британские армейские части, входившие в состав формирующейся англо-русской бригады, были отозваны и возвратились в Англию. Мы же не имели никаких указаний из адмиралтейства. Некоторые склонны были считать эту забывчивость намеренной, так как сэр Уинстон Черчилль был сейчас государственным секретарем по военным делам.
Из-за плохо организованной связи до нас доходили очень скупые сведения о том, что происходило в верхах. Адмирал Смирнов мог получать информацию по радио, но его приемник был, я думаю, единственным на всю округу.
Большевиков явно беспокоило наше присутствие. В одной из их радиопередач сообщалось: "Действия наших судов на Каме весьма затруднены британскими миноносцами". Ложь была лестной и вызвала у нас смех.
Радио и пресса несколько раз упоминали о нашем отряде. Однажды до нас дошло обращение из Москвы, написанное по-английски и адресованное "Джеку Кенту". В нем нас призывали сложить оружие в обмен на освобождение от наказания и беспрепятственное возвращение домой.
Примерно в это же время ко мне пришли офицеры контрразведки из штаба флотилии и потребовали вызвать для допроса корабельного инженера и одного из судовых механиков. Их подозревали в сотрудничестве с большевиками. Допрос сопровождался обыском, во время которого среди инструментов механика были найдены документы, неоспоримо свидетельствовавшие о подготовке диверсии с целью уничтожить "Кент". Причастность офицера не была доказана. Я узнал впоследствии, что в русской команде буксира работал агент контрразведки, направленный к нам адмиралом Смирновым. Этот агент и раскрыл заговор. Инженер-лейтенанта перевели на "Грозный", а к нам назначили другого офицера. Позже я слышал, что механик был расстрелян.
Для любой гражданской войны характерна атмосфера подозрительности и недоверия, которая может быстро подорвать боевой дух небольшого отряда, воюющего в чужой стране. Неустойчивое положение белых порождало слухи о нависшей катастрофе, может быть, даже подобной сарапульской, и нужно было немедленно сделать что-нибудь, чтобы рассеять эти сомнения и страхи.
С этой целью были приняты меры по обеспечению личного состава более достоверной информацией. Кроме того, русской и британской командам были запрещены контакты с посторонними. Эти меры оправдали себя, и люди почувствовали себя уверенней.
После боя под Сарапулом флотилии выпало четыре относительно спокойных дня. "Кент" воспользовался ими для ремонта машин и поврежденных надстроек. Тем временем на правый берег непрерывно подходили войска и беженцы и требовали переправить их через реку. Все деревни к западу от нас спешно эвакуировались, на восток сплошным потоком шли телеги с семьями мирных жителей, скарбом и скотом. Видеть их было грустно, а оттого что война была гражданской, зрелище казалось еще трагичнее.
12 июня мы получили письменную благодарность от командира крейсера "Кент" коммодора Эдвардса, которого, как и генерала Нокса, адмирал Смирнов информировал о боевых успехах нашего подразделения.
В начале моего рассказа я упомянул о воинском контингенте союзников в 80 тыс. человек, высадившемся во Владивостоке. К этому следует добавить более 40 тыс. чехов, отведенных с фронта в 1918 г. и занимавших теперь ключевые пункты вдоль Транссибирской магистрали.
Питер Флеминг в своей книге "Судьба адмирала Колчака" упоминает об отряде с крейсера "Суффолк", говоря: "Они организовали на Каме англо-русскую флотилию вооруженных судов с базой в Перми. Эта горсточка британских моряков и морских пехотинцев была, если не считать чехов, единственным союзным подразделением, воевавшим на фронте". В сноске он добавляет: "Суда военного флота часто высаживали морскую пехоту для участия в боевых действиях на берегу, но никогда ранее моряки не отрывались так далеко (4350 миль) от своего корабля". Приведу также, что пишет о нашем отряде Д.Федотов-Уайт; "Два корабля, вооруженное судно "Кент" и пушечная баржа "Суффолк", были укомплектованы британцами и плавали под Георгиевским флагом. В Перми была британская морская миссия, возглавляемая капитаном флота Уолф-Мурреем, но британские корабли не являлись отдельным подразделением и входили в состав русской флотилии. Иногда адмирал Смирнов держал свой флаг на "Кенте". Это, я думаю, был единственный случай, когда британский боевой корабль нес на стеньге флаг русского адмирала".
Добавлю, что у меня был свой брейд-вымпел, сделанный русским парусным мастером. Я поднимал его на нок-рее, когда командовал в бою более чем одним судном. Этот вымпел и приказ с его описанием хранятся у меня до сих пор.
Вернемся к 12 июня. В моем дневнике за этот день записано, что "Суффолк" совместно с двумя русскими шестидюймовыми орудиями, установленными на баржах, подавил три батареи противника и уничтожил большой полевой склад боеприпасов.
Обстановка ухудшалась на глазах. 15 июня я записал в дневнике: "Плохие новости. Пехота стремительно отступает, и я не удивлюсь, если нас вскоре отведут в Пермь".
Река становилась слишком мелкой для больших судов, они постепенно отходили к Перми. В этих условиях возможности нашего боевого применения были весьма ограниченными, и я воспользовался встречей с адмиралом Смирновым, чтобы обсудить положение. Адмирал признал, что в сложившейся ситуации пользы от нас было немного, армия больше нуждалась теперь в наземной артиллерии.
Тогда я предложил поставить наши двенадцатифунтовые орудия на полевые лафеты и действовать на суше. Адмирал согласился, и я немедленно сообщил о моем предложении капитану Уолф-Муррею. Он тут же дал во Владивосток телеграмму с просьбой срочно прислать полевые лафеты.
На протяжении следующих дней "Кент" обеспечивал переправу войск и обозов или находился в сторожевом охранении. Несколько раз мы сходили на берег для учений.
Побывав в деревне, я отметил в дневнике 18 июня, что местные жители были с нами очень добры. Жили они бедно, питаясь в основном хлебом и чаем из тутовых ягод, а молоко и яйца, если оставалось немного, меняли на мыло, которое было редкостью. Я записал также, что подарил одному старику трубку и жестянку с табаком. Тот был счастлив и настоял, чтобы я принял от него кувшин молока и полдюжины молодых луковиц.
Приняв под охрану караван больших барж, мы поднялись по течению и прошли мимо Оханска, делая остановки, чтобы взять на борт гражданских беженцев.
20 июня я записал, что накануне мы находились всего в 45 верстах от Перми. Стояла жара, провизии не оставалось никакой. В артельной было только немного черного хлеба, позеленевшего и очень кислого на вкус.
Вечером того же дня мы с третьим дивизионом полным ходом пошли на Пермь, делая по 15 верст в час. На следующее утро в 5.00 мы начали погрузку топлива и боеприпасов, чтобы в случае необходимости быть готовыми снова отбыть вниз по реке. Стоянка в Перми позволила мне посетить морскую миссию и офицеров из британской железнодорожной миссии.
Я узнал, что ситуация была весьма неясной, трудно было с достоверностью утверждать, что происходило на фронте, а это значило, что "Суффолк", возможно, уже остался позади отступавших войск и фактически отрезан.
В этой обстановке британская морская миссия решила переехать в Омск. Эвакуация
Перед отъездом капитан Уолф-Муррей возложил на меня ответственность за эвакуацию "Кента" и "Суффолка" в случае сдачи Перми красным. Получив это распоряжение, я немедленно направился на базовый корабль "Марианна" и встретился с представителями речного и армейского командования. Разговор с ними не оставил у меня сомнений в том, что положение стремительно ухудшалось. Главной моей заботой был "Суффолк", и я постарался объяснить русским офицерам, в какой он будет опасности, если внезапно обрушится фронт. Однако они принялись уговаривать меня не отзывать "Суффолк", ибо это могло плохо отразиться на войсках Пермского фронта, и без того деморализованных.
В тот же день я попросил адмирала Смирнова принять меня, чтобы решить вопрос об эвакуации "Кента" и "Суффолка". Мы договорились, что "Кент" подойдет к пристани Мотовилихинского завода для перестановки орудий на бронепоезд, где они были установлены ранее. Демонтаж вооружения и выгрузка боеприпасов должны были начаться немедленно.
Я был информирован также, что красные приближались к Кунгуру, крупному городу в 70 милях к югу от Перми, расположенному на железной дороге, которая через несколько часов должна была оказаться у них в руках. Это значило, что теперь мы могли рассчитывать только на одноколейную ветку длиной в 300 миль, идущую до Екатеринбурга.
На следующий день, получив сводки о продолжении отступления белых, я отдал "Суффолку" приказ незамедлительно возвращаться в Пермь. Мое решение оказалось еще более своевременным, чем я предполагал. Когда "Суффолк" прибыл, я узнал, что он израсходовал последние боеприпасы за день до получения приказа и не имел возможности сообщить об этом. За два дня после ухода "Кента" "Суффолк" выпустил 256 снарядов.
В Перми появились первые признаки хаоса. Город заполнили беженцы, всеми возможными средствами уходящие на восток. В день через него проходило до 8 тыс. повозок с людьми и их имуществом. Поезда отправлялись по северной ветке набитыми до отказа.
Сразу же после прихода "Суффолк" начал демонтаж шестидюймового орудия. Нам не выделили русских рабочих, и я хотел послать на помощь команду "Кента", но в это время прибыла баржа со всеми остававшимися у нас снарядами. В барже была течь, пришлось разгружать боеприпасы немедленно. Команда "Суффолка", почти не спавшая в течение двух предшествующих суток, должна была снять орудие с баржи, перевезти его по узкоколейке через весь завод до железной дороги и установить на платформе.
По сравнению с апрелем река сильно обмелела, стало невозможно подвести "Суффолк" близко к узкоколейке. Поэтому для перестановки орудия с палубы на тележки пришлось построить помост.
Единственный имевшийся кран не мог поднять больше 5 тонн, шестидюймовое орудие без лафета весило семь, но, приподнимая и передвигая поочередно дульную и казенную часть, мы поставили орудие на тележки. Затем с помощью работавших на заводе женщин мы вручную провели тележки через всю огромную заводскую территорию до мостового крана над широкой колеей. По дороге передняя тележка просела между рельсами. Нам не удалось приподнять ее домкратами, тогда с помощью рычагов мы поставили тележку с орудием на подпорки, отремонтировали путь и продолжили движение. Все это забрало немало драгоценного времени, но в результате шестидюймовое орудие было надежно закреплено на железнодорожной платформе. Пока шла установка, мне удалось получить маневровый паровоз, чтобы подогнать платформу к остальным нашим вагонам.
За несколько дней мы выгрузили с судов и погрузили в поезд орудия, боеприпасы и имущество весом 14 тыс. пудов. Эта тяжелая работа была выполнена почти исключительно силами команд.
Нам удалось получить два вагона третьего класса с деревянными полками в три яруса, и маневровый паровоз привел наш маленький поезд на станцию Пермь в 19.00 того же дня, когда "Суффолк" вернулся с фронта.
По распоряжению адмирала Смирнова "Кент" и "Суффолк" были потоплены.
Надо было теперь прицепить наши вагоны к отходящему поезду. Мы сделали это, но паровоз все не подходил.
Единственной реальной властью на станции Пермь была британская железнодорожная миссия. Без энергичной помощи ее начальника генерала Джека нам было бы крайне трудно вырваться из царящего вокруг хаоса.
Следуя совету генерала, мы направились с отрядом вооруженных солдат в ремонтные мастерские (Мотовилиха — самый крупный паровозостроительный и паровозоремонтный завод Восточной России), где обнаружили несколько паровозов, стоящих под парами. Мы убедили русских дать нам паровоз с бригадой, и вскоре он с вооруженной охраной на подножках подошел к станции и был прицеплен к поезду.
На следующее утро, 29 июня в 6.00, наш битком набитый поезд тронулся в путь. В городе, переполненном беженцами и ранеными, к этому времени уже было полное безвластие, всеобщая паника была особенно видна на вокзале.
Через три часа после нашего отъезда красные начали артиллерийский обстрел города и в тот же день, как мы слышали, вошли в Пермь с севера.
Поезд шел медленно. Нас было 37 человек в двух деревянных вагонах, поэтому путешествие наше было далеко не комфортабельным.
Утром следующего дня поезд остановился. Наш паровоз вышел из строя, и не было никакой возможности его отремонтировать. Мы находились в 300 милях от Екатеринбурга. Чтобы добраться до Омска, нам надо было перейти через Уральский хребет и проделать путь длиной примерно в 1000 миль.
Обстановка требовала немедленных действий. Не имея никаких средств связи, чтобы сообщить о нашем положении, мы решили реквизировать у населения лошадей в количестве, достаточном для нас и наших пока не тронутых сухих пайков, и затем двигаться либо на восток вдоль железной дороги, либо на северо-запад к Архангельску, где мы могли встретить наши войска. Надо было принять ответственное решение.
Мы были заняты подготовкой к осуществлению этого плана, когда, к нашей радости и удивлению, с востока к нам подошел паровоз. Как выяснилось, адмирал Смирнов, который слышал о нашем бегстве из Перми и был обеспокоен тем, что мы не давали о себе знать, послал по линии паровоз с приказом найти наш отряд. Это оказалось как нельзя более кстати.
Мы продолжили путь и доехали до Омска без происшествий.
Мы были готовы продолжить службу и предложили вновь сформировать британский бронепоезд, однако это предложение было отклонено, ибо несколько русских бронепоездов уже стояли без применения из-за большой загруженности железной дороги.
В Омске мы узнали, что адмиралтейство решило полностью вывести флот из России и получили приказ возвращаться во Владивосток, как только найдется поезд, чтобы нас отправить.
Я подумал, что при постоянной нехватке транспорта будет разумнее ехать во Владивосток без орудий и боеприпасов. Снесшись с русским командованием и заручившись его согласием на прием орудий, я запросил и получил в адмиралтействе разрешение на их передачу.
Было облегчением освободиться от этого груза. К тому же мы знали, что кордит, перенесший перепады температуры от 40о ниже нуля до летней жары, мог представлять опасность. Я не сообщил об этом русским.
Незадолго до отъезда, 28 июля, адмирал Смирнов пригласил меня поужинать с ним и несколькими офицерами его штаба в омском ресторане "Аквариум". Столы стояли в саду, вечер прошел прекрасно. Я вспоминаю, как грустен был для меня этот прощальный ужин, ознаменовавший конец нашей совместной службы. На протяжении всего времени боев на Каме их дружба и товарищеская поддержка помогали нам почувствовать, что наши усилия не были напрасны.
Почти сразу же по прибытии в Омск один из наших солдат попал в госпиталь. Мы были потрясены, узнав, что у него оспа.
Наш врач лейтенант Джойс был отправлен во Владивосток, когда мы еще находились в Перми. Замена ему пока не прибыла, поэтому, когда пришел приказ выехать из Омска, нам некого было оставить с больным. К счастью, врачи сказали, что пациент уже вне опасности и они не возражают против выписки, если мы согласимся его взять. Мы с радостью согласились. В одном из наших вагонов мы соорудили перегородку, чтобы хоть немного изолировать больного. Стало еще теснее, но, возможно, благодаря именно этой мере предосторожности никто больше не заболел.
Перед отъездом мы узнали, что вдоль железной дороги активизировались большевики и на протяжении всех 2500 миль пути следовало остерегаться нападения на поезд или диверсии. Нам также по секрету сообщили, что в нескольких вагонах нашего поезда Государственный банк перевозит во Владивосток большое количество золотых слитков. Узнай об этом большевики, их интерес к нам мог сильно возрасти. Да и без этого мы постоянно слышали о поездах, пущенных под откос. Однажды такое крушение случилось всего в нескольких милях впереди нас. В нем погибло и было ранено более 250 человек.
Чешские части, расположенные вдоль магистрали, очень помогли нам, снабжая всей имеющейся у них информацией. По их совету в районах, где орудовали грабители, мы передвигались только днем.
Станция Тайшет была полностью разрушена. Недавно здесь произошел бой между чешским бронепоездом и отрядом красных, захвативших этот участок дороги. Чуть дальше мы были задержаны на несколько дней крушением поезда, шедшего на запад, тоже с большим числом жертв.
К востоку от Иркутска крушения еще более участились, и нам пришлось усилить меры предосторожности. Не менее чем в миле перед нашим поездом шел паровоз с платформой рельсов для восстановления разобранного пути. Кроме того, во время движения на крышах вагонов лежали вооруженные наблюдатели, а на остановках выставлялись посты.
Читатель помнит по первой части моего рассказа, что мы везли с собой дезинфекционных средств вдвое больше, чем продуктов. Эта мера оказалась далеко не лишней, ибо в зимних условиях у людей редко была возможность помыться и опасность распространения заболеваний, особенно при общей скученности, была очень велика. Теперь же, в жаркое летнее время, инфекцию переносили насекомые.
По всей России свирепствовал тиф. Против него, как и против других эпидемий, не было вакцины, и смертность достигала 96%. Полковник Кларк, начальник медицинской службы в штабе генерала Нокса, тоже заразился тифом, и только благодаря крепкому организму и преданности канадской медсестры ему удалось оказаться в числе немногих выживших.
Из наиболее пораженных районов больных вывозили санитарные поезда. Их легко было узнать: когда такой поезд останавливался рядом с нами, из него тут же начинали выгружать трупы. Мы всегда были начеку, и я немедленно приказывал моим людям оставаться в вагонах, закрыв двери, окна и отдушины. Затем я брал несколько вооруженных солдат, шел к начальнику станции и просил его увеличить расстояние между поездами как минимум до полумили. Начальник, рассчитывая на взятку, неизменно объяснял, почему он не мог дать нам паровоз. Тогда я повторял просьбу и давал солдатам команду заряжать. Подобным образом нам пришлось действовать несколько раз. Мы были недалеко от места назначения, и я был готов на все, даже на угрозу оружием, чтобы уберечь людей от эпидемии.
Когда мы приехали в Харбин, я узнал, что в городе свирепствовала холера. В день умирало до трехсот человек, многие прямо на улицах. Я приказал никому не отходить от поезда, кроме нескольких человек, которые пошли со мной в город получать продукты.
18 августа, через 52 дня после отъезда из Перми, мы прибыли во Владивосток.
Мы были счастливы, что наконец добрались до цели. Вспоминаю наше радостное волнение, когда мы увидели на перроне оркестр Мидлсексского полка, ожидавший нас, чтобы проводить на крейсер "Карлейль".
Когда мы пришли на корабль, был сыгран сбор, и перед строем экипажа коммодор Каррингтон обратился к нам со словами сердечного приветствия. *
Наша экспедиция окончилась. Разумеется, за время путешествия мы устали и похудели, но несколько дней отдыха и хорошего питания быстро поправили дело. Помню, как я был доволен, что на протяжении всего этого времени мои люди почти не болели и даже тиф, косивший людей вокруг, чудом пощадил нас.
Несмотря на множество препятствий, которые могли бы вызвать сомнения или недовольство, боевой дух подразделения был неизменно высоким, а дисциплина безупречной.
Лейтенант Бернс всегда оставался образцовым офицером и моим надежным помощником. Унтер-офицер Кларк, командуя "Суффолком", смог преодолеть огромные трудности, связанные с установкой и боевым применением шестидюймового орудия. Он и флаг-сержант А.Тейлор блестяще справились со своими командирскими обязанностями и заслуживают высших похвал.
Мы прибыли в Портсмут в ноябре. Я довел отряд до Фортонских бараков и там распрощался с ним. Солдаты пошли в казармы, а я смотрел им вслед.
Так завершилась история маленького отряда Королевской морской пехоты, с честью выдержавшего все испытания на своем опасном пути, история, которая по праву может считаться редкой и удивительной даже для нашего, путешествующего по всему миру рода войск.
Насчет Владивостока не понял,Ваше благородие,простите!При чем Владивосток?Отряд морпехов и матросов с упомянутых кораблей действовал НА САМАРО-ЗЛАТОУСТОВСКОЙ Ж/Д,а в 1919 г. -НА КАМЕ!А корабли стояли во Владивостоке и матросы из их экипажей и мп тоже поучаствовали в событиях во Владивостоке.Касательно номеров и названий частей англичан и канадцев:Вас интересуют только до Иркутска или и ДВ тоже?Канадцы базировались в основном на Владивосток.Касательно конкретных частей-на память не помню,но помочь смогу точно,по крайней мере,по частям из доминионов.Сейчас нет под рукой материалов,гляну-отпишу непременно завтра.Пока навскидку могу сказать,что мне встречалось (судя по англоязычным источникам),что были даже микроскопические подразделения австралийцев и южно-африканцев (из числа белых).Гляну-отпишу.
Коллега, я имел в виду, что мне не интересны действия англичан на Каме. А если есть чт-то об их действиях на обозначенной мной территории, то буду очччень признателен...
Англичане в Барнауле: Major Pattison, Lt.-Col. Steel, Capt. Conlan (весна-лето 1919 г.) Из книги: A memoir of Lt.-col. Edward Anthony Steel, 1800-1919: consisting chiefly of his letters and diaries with numerous illustrations (1921)
ПРЕКРАСНОЕ ФОТО!!! Сногсшибательная новость. коллега Новоалтаец, а этой книгой воспоминаний не поделитесь?? :-) а кокарда у них, мнится мне, Royal artillery
Отправлено: 07.05.10 11:59. Заголовок: белый пишет: Это гд..
белый пишет:
цитата:
Это где ж в Барнауле 1919 года такое здание стояло. И какого в Барнауле эта миссия образовалась???
Насколько можно понять из записей Стила, англичане обучали в Барнауле русских артиллерийскому делу: Barnaul is to be the Artillery Training Centre of the 13th and 14th Russian Divisions which I am going to start off. At present they only exist on paper, I believe! So they will want a lot of gingering up. They think they are going to train them in two months with our guns which are now arriving only so I am sorry for the Infantry. (Барнаулу предстоит стать центром артиллерийской подготовки для 13-й и 14-й русских дивизий, чему я намерен положить начало. Пока что, как мне кажется, они существуют лишь на бумаге. Так что им еще многое понадобится воплотить в жизнь. Они предполагают вести подготовку в течение двух месяцев, используя наши орудия, которые еще только прибывают, так что я сочувствую пехоте.)
Насчет здания сам пока не пойму...
Сибирецъ пишет:
цитата:
ПРЕКРАСНОЕ ФОТО!!! Сногсшибательная новость. коллега Новоалтаец, а этой книгой воспоминаний не поделитесь?? :-)
Отправлено: 07.05.10 12:18. Заголовок: Не смотря на однозна..
Не смотря на однозначную подпись фотографий словом "Барнаул", это вызывает сильное сомнение. Само раположение миссии в Барнауле было бы зафиксировано в газетах и воспоминаниях. Красные источники не приминули бы поделится такой новостью . Но ничего подобного не было опубликовано. Видимо миссия была где-то ближе к Транссибирской магистрали. Возможно также что это Томск. А для англичан что Томск, что Барнаул одно и тоже.
Отправлено: 07.05.10 12:43. Заголовок: белый пишет: Не смо..
белый пишет:
цитата:
Не смотря на однозначную подпись фотографий словом "Барнаул", это вызывает сильное сомнение. Само раположение миссии в Барнауле было бы зафиксировано в газетах и воспоминаниях. Красные источники не приминули бы поделится такой новостью . Но ничего подобного не было опубликовано.
Не знаю, не знаю... Неплохой повод поглубже покопать - вдруг что-нибудь да вылезет?
белый пишет:
цитата:
Возможно также что это Томск. А для англичан что Томск, что Барнаул одно и тоже.
Ну вы уж совсем англичан ниже плинтуса опустили. Как можно спутать Томск с Барнаулом, даже если ты англичанин? Я еще понимаю - Томск с Омском... И потом, в тексте ведь однозначно про Барнаул говорится. Хотя фотки, конечно, могли подобрать и левые, просто подходящие по теме, такое вполне возможно, не спорю. Там еще Омск и Бийск упоминяются...
Копайте, Андрей, копайте. Но ,как Вы знаете, в краевом архиве газет за 1919 год - раз, два и обчелся. А как профессиональный переводчик заодно перевод бы сделли этих шедевров.
Кстати, насчет миссии в Барнауле в тексте книги есть следующее (записи в дневнике):
May 8. Left N.N. Arrived Barnaul May 9, 11 P.M. ,, 21. British Mission gave a dance at Barnaul. 31. Capt. Conlan arrived.
Т.е.: Mай 8. Покинул Новониколаевск. Прибыл в Барнаул, май 9, 11 ч. 21. Британская миссия устроила танцевальный вечер в Барнауле. 31. Прибыл кап. Conlan.
Вывод: надо "всего лишь" поднять барнаульсие газеты за этот период, и все сразу встанет на свои места. Только вот где бы их надыбать, газеты эти...
Все даты в формате GMT
8 час. Хитов сегодня: 481
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума